Бабель пересек улицу и зашел в цветочный магазин, украшенный скромной вывеской «Живые цветы». Здесь на полках выставлены горшки с геранью, «кактусами и фиктусами», а за прилавком скучает дородная дама пудов на шесть-семь, в больших очках и накладных буклях.
— Розалия Марковна! — восклицает он, раскидывая в стороны короткопалые руки и растягивая в сияющей улыбке толстогубый рот. — Ты таки все хорошеешь и хорошеешь! Право, я завидую Захару, что у него такая изумительная жена! Даже если бы в этом магазине не было ни единого цветка, а продавалась ржавая селедка, он все равно назывался бы цветочным!
— Ах, Исак! — расплылась Розалия Марковна в ответной улыбке на обрюзгшем лице, тяжело поднимаясь со стула и наваливаясь большой рыхлой грудью на прилавок. Голос ее, густой, как неразбавленная водой сметана, заполняет весь магазин: — Ты таки все такой же галантный кавалер, каким я помню тебе еще в Одессе! Таки я помню, как в самый первый раз, когда ты пришел до моего магазина, ты не мог уже оторвать свои глаз от моими грудями. И уже не ты один, не ты один, Исак. Таки я всегда открывала эту ложбинку как можно ширше, — говорит Розалия Марковна, кокетливо поводя глазами и расстегивая верхнюю пуговицу на своем крепдешиновом платье. — Мне таки было приятно, когда ее ощупывали взглядами и пускали слюни такие молокососы, каким тогда был ты, Исак. Таки я знаю, что все окрестные онанисты ходили в мой магазин, чтобы получить бесплатное вдохновение моим грудям. Правда, они таки тогда не были такими ужасно большим и рыхлым.
После этих слов Розалия Марковна вздыхает и вздыхает вполне искренне, затем вновь оживляется воспоминаниями:
— Вспомни, Исак, как тебе таки уже нравилось погружаться в них своим лицом. Вспомни, как тебя таки колотило желание забраться на меня верхом! Ты готов был сделать это прямо на прилавке. И даже на полу. Хах-ха! — заколыхались в утробном смехе жирные пуды Розалии Марковны. Затем глаза ее заволокло туманом, а магазин огласился горестным вздохом: — Ох-хо-хооо! Мне таки уже это тоже не просто давалось, Исак. Я покрывалась потом, еще немного — и готова была поддаться твоей страсти. Но как я могла уже изменить своему Захару! И хотя ты, известное дело, врешь, будто я все хорошею, но мне таки приятно. Женщине всегда приятно, когда ей врут, но врут складно и с чувством. — Розалия Марковна опять шумно вздыхает, вытирает измятым платком свой большой рот, и возвращается к действительности: — А ты никак уже завел себе новую курочку, Исак? Меня уже таки интересует знать, это ее дебют или уже таки юбилей?
— Дебют! Именно дебют, несравненная Розалия Марковна! — восторженно восклицает Бабель, склоняясь к руке женщины.
— Тогда розы и только уже розы! И непременно красные, как кровь юной девственницы.
Розалия Марковна, неся на отлете облобызанную руку, уплыла в боковую дверь и скоро появилась с букетом из пяти больших красных роз и широким листом серой оберточной бумаги. Положив бумагу на прилавок, она ловко перетасовала розы таким образом, что их как бы стало вдвое больше, уложила букет на бумагу и свернула из нее длинный кулек.
При этом ни на секунду не закрывала своего большого рта:
— Ах, разве это уже торговля, Исак! Ты помнишь, какая у меня была торговля на Дерибасовской? И всё уже на виду, ни от кого не надо прятать! А розы! Разве это уже розы, Исак! Это одно таки недоразумение, а не розы! Ты помнишь, какие уже розы были у меня в моем магазине? О-о! Это таки были настоящие розы! Греция, Болгария, Румыния, Крым — у каждого букета свой аромат, своя уже прелесть! Ко мне за цветами присылали из лучших домов Одессы! Со мной таки раскланивался сам Израиль Исулович! А мы бросили все и поехали в Москву… О чем мы уже думали, Исак? — всплеснула массивными руками Розалия Марковна и сама же ответила: — Мы таки думали уже, что здесь точно сможем поставить дело на широкую ногу. И что мы таки имеем? Мы уже имеем, что никакого дела нет! Разве для этого мы совершали революцию, Исак? Разве для этого добивались отмены всяких ограничений для бедных евреев? Мы таки имеем уже полный швах!
Бабель переминался с ноги на ногу, тревожно поглядывал по сторонам: эта чертова баба никогда не думает о том, что говорит. Над ее антисоветчиной потешался в свое время Ягода, потом Ежов, однако никто не тронул этот большой кусок мяса, потому что все ее слушатели наверняка думали примерно то же самое, что и несостоявшаяся миллионерша с Дерибасовской. Но теперь на Лубянке другие люди, они таки доберутся до цветочного магазина по улице Горького…
— Да не оглядывайся ты, Исак: здесь все равно никого уже нет! — басит Розалия Марковна. — В заведении тети Розы нет чужих ушей и глаз. Все, что здесь говорится, таки здесь и умирает. Ты лучше скажи мне, куда уже подевались все наши? Где милейший Авербах? Где Лева Кац? Где любезнейший Миша Фридлянд? Где Яша Блюмкин? Где милый Агранчик? Что там уже себе думает твой Сталин? Я не знаю, для кого берегу цветы в своей подсобке. Неужели таки для всех этих необрезанных гоев, неотесанных ивановых-петровых-сидоровых? Стоило ли ехать в Москву из нашей Одессы, чтобы ублажать всю эту рвань! Ах, Иса-аак, что уже происходит? — стонет Розалия Марковна. — В моем бедном уме уже все окончательно таки перепуталось.
Исаак Эммануилович лишь пожимал жирными плечами и жалко ухмылялся.
— Молчи, Исак, молчи! — воскликнула Розалия Марковна, вручая ему букет, точно Бабель действительно собирался что-то сказать по поводу ее слишком смелых речей. — Молчи! Я и так уже знаю, что ты думаешь. Ты таки уже думаешь: «Вот сумасшедшая баба!» Не отпирайся. Но я таки знаю, что ты со мной совершенно согласен, хотя ты знаменитый писатель и тебя знает сам кремлевский горец. Не надо мне ничего уже говорить, Исак. Глупая Роза с Дерибасовской видит человека наскрозь. Я вижу, что ты уже просто сгораешь от нетерпения оказаться под одеялом со своей новой курочкой. Ты большой уже шалунишка, Исак. Дай бог тебе удовольствий с новой курочкой. Удовольствия — это уже все, ради чего стоит-таки жить на этом свете.
Бабель вышел из магазина, неся с
