Батлер вспомнил свою детскую беспомощность, которую все время ощущал рядом с отцом. Он вспомнил, как мал и неопытен он был для того, чтобы крепко стоять на ногах, противиться этому миру и пытаться что-нибудь в нем изменить.
…
Они шли с отцом к какому-то странному дому и Ретт, как ни напрягался, так и не мог вспомнить, куда же они выбрались с отцом.
Он только вспомнил, что вскоре они увидели кроны дубов, кедров и еще каких-то цветущих кустарников, за которыми, должно быть, скрывался дом. Они шли вдоль забора, заросшего жимолостью и шиповником, до широко распахнутых ворот на больших кирпичных столбах. Потом по аллее.
Ретт впервые увидел такой огромный дом и на мгновение забыл отца, свой страх и отчаяние. И даже когда он вспомнил об отце, который шагал рядом, страх и отчаяние больше не возвращались.
Ведь сколько они ни ездили, они до сих пор не покидали своего края, окрестностей города Чарльстона.
«Какой большой, точно дворец», — подумал Ретт с неожиданным спокойствием.
Этот мир и спокойствие он не смог бы выразить словами, он был еще слишком мал для этого.
«Они отца не боятся. Люди, которые живут в таком спокойствии и величии для моего отца недоступны. Это спокойствие и величие оградят и амбары, и сараи, и конюшни от моего отца».
И тотчас же мир и радость отхлынули, когда он глянул на жесткую черную спину, на неумолимо шагающего отца, на его твердую походку, которую не подавили размеры гигантского дома, потому что она и до этого нигде не казалась большой.
А теперь, на фоне безмятежной колоннады отец походил на плоскую фигурку из бездушной жести, которая сбоку не отбросила бы тени.
Мальчик заметил, что идет отец прямо, не отклоняясь в сторону. Заметил, как отец наступил на кучу конского навоза на дорожке, а ведь он мог так легко ее обойти.
Но все это нахлынуло только на мгновение, и он опять не смог бы этого выразить словами.
А потом снова очарование дома.
«Вот в таком бы жить!»
И это без зависти, без грусти. И конечно, без той слепящей завистливой ярости, ему неведомой, но шагавшей перед ним в чугунных складках черного сюртука.
«А может, и отец так думает? Может, это изменит его, и он перестанет быть таким, какой он сейчас, хоть и помимо его воли?»
…
И Ретт Батлер вздрогнул. Ему показалось, что он снова маленький, снова ребенок, снова шагает по дорожке рядом с огромным домом.
Конечно, их дом в Чарльстоне был тоже очень большим, но этот…
Эта усадьба показалась ему тогда гигантской.
И сейчас, шагая к городу, Ретт Батлер даже немного прикрыл глаза, пытаясь почему-то снова все вспомнить в мельчайших подробностях.
…
Вот они с отцом прошли колоннаду… Теперь они ступают по плитам, и шаги его стучат четко, как часы. Звук никак не соответствует размерам и пришельцев, и этого дома и звучание не приглушается ничем, даже белой дверью перед ними, словно был достигнут какой-то предел злобного и хищного напряжения, снизить который уже ничто не могло.
И снова перед ним была плоская широкополая шляпа, солидный сюртук черного сукна…
…
Ретт Батлер остановился и посмотрел в темноту. Ему показалось, что где-то там, шагах в пятнадцати-двадцати перед ним маячит невидимый силуэт.
И это его отец.
Ретт Батлер положил руку на рукоятку револьвера, но это его не успокоило. Он вновь показался себе таким же маленьким, как тогда, когда они вместе с отцом посетили поместье.
…
Дверь перед ними открылась так быстро, что Ретт не понял: негр следил за ними все время, что ли?
Старый негр с курчавыми седоватыми волосами в полотняной куртке, стоял, загораживая дверь своим телом и говорил:
— Оботрите ноги, белый человек, вы входите в порядочный дом. Майор сейчас в отлучке.
— Прочь с дороги, черномазый! — сказал тогда отец, спокойно, без ожесточения.
Он отстранил негра, распахнул дверь и вошел, все еще не снимая с головы черную шляпу.
И Ретт вспомнил, как навозный след появился вначале на пороге, а потом на светлом ковре. Его печатала нога отца, на которую тот наваливался с удвоенной тяжестью.
Негр бежал за ним, крича:
— Сэр, остановитесь! Остановитесь! Дальше нельзя!
…
Ретт Батлер вспомнил отца. Он как и тогда, когда Ретт был еще мальчишкой, всегда поступал принципиально и никому не прощал слабостей.
— Мне жаль тебя, отец, — глядя на звезды, прошептал Ретт Батлер. — Наверное, многие черты твоего характера передались мне, и я из-за них мучаюсь. Но все равно, отец, прости меня, прости за то, что я был не очень хорошим сыном.
И произнеся эти слова, Ретт Батлер почувствовал, что ему стало немного легче.
Он оглянулся, но увидел только темный силуэт шатра на пепельном небе. Пепельным небо было только у самого горизонта, а над головой у Ретта Батлера оно было бархатно-черным, усыпанным крупными немигающими звездами.
— Надо возвращаться в отель, немного поспать. Ведь завтра дальняя дорога, и я должен набраться сил, должен отдохнуть, — сам себе сказал Ретт Батлер и зашагал уже немного быстрее по деревянному настилу улицы.
«Интересно, а что сейчас делает Мигель? Наверное, напился. Ведь он, если у него есть в кармане хоть немного денег, никогда не может остановиться и вести себя спокойно.
Он совсем не может ждать, волнуется, переживает.
Он конечно неплохой помощник, но уж очень ненадежный.
Хотя, что может сделать Мигель Кастильо без меня? Ведь ему не известно, что написано на могиле, это знаю только я. Конечно, я узнал имя лишь потому, что Мигель Кастильо решил отомстить мне, затащил в самое пекло, в самое сердце безжалостной пустыни. И если бы еще час или два, то я отдал бы душу Богу. И сейчас мое тело, исклеванное птицами, валялось бы в пустыне рядом с черными скалами.
Возможно, сегодня от меня остались бы только кости и никто никогда не узнал бы, что это покоится Ретт Батлер, сын хороших родителей.
Но каждый живет так, как он считает нужным и, наверное, у меня все же есть ангел-хранитель, заботящийся обо мне, опекающий и не дающий вот так просто, ни за что погибнуть.
Да что там погибнуть?
Он не дает мне сгинуть, пропасть бесследно. А ведь сколько за последнее время было таких ситуаций, когда меня могли застрелить, когда я мог утонуть, умереть от жажды? Но ведь этого не случилось и все, наверное, потому, что кто-то на небесах обо мне заботится».
Ретт Батлер поднял голову и благодарно улыбнулся, глядя на немигающие крупные звезды. Он даже приподнял левую руку и помахал, как бы приветствуя того невидимого друга на небесах.
И в этот момент Ретт Батлер почувствовал, как в его душе появилось какое-то странное ощущение.
Это была не тревога,
