Он приложил палец к ухмыляющимся губам:
— Нем, как могила. Он не услышит от нас ни слова, правда, джентльмены?
В ответ раздалось бормотание и приглушённый смех.
Генерал плотно закрыл за собой дверь.
Соланж, глубоко вздохнув, открыла фонарь. Мурлыкая, она без всякой спешки оделась.
Александр плюхнулся на кровать, обхватив голову руками. Его вырвало на пол, и он тупо уставился на вонючую лужу у себя между ног. Соланж открыла иллюминатор, пожалев, что генерал не оставил дверь приоткрытой. Она застегнула воротничок и взбила волосы.
— Простите, что делаю замечание, майор. Но вы смешны.
В его глазах было столько растерянности и грусти, что Соланж не могла в них смотреть.
— Жоли? Я думал, вы… Его колпак. Я подарил ему. Жоли…
— Я не сомневаюсь, что ваш Жоли в безопасности, вместе с повстанцами. Наверное, сражается против нас, французов. Месье, не пытайтесь понять. Утром разберётесь. Полагаю, провести ночь на этой кровати будет не хуже, чем на любой другой.
— Я люблю его, — тяжело вздохнув, всхлипнул Бриссо.
— Ах, месье. Вы всегда были ко мне так добры.
В дверях показалась Руфь, вопросительно глядя на Соланж.
— Oui, — сказала Соланж, и девочка улыбнулась.
Звезды на небе начали бледнеть, луна зависла над Морн-Жаном. Офицеры в уже не столь блистательных перепачканных мундирах валялись на палубе, словно на поле боя. Какая-то потаскуха, обчищавшая карманы толстого капитана, пристально посмотрела на появившуюся пару.
Пока Соланж с Руфью возвращались домой, над океаном занялся рассвет, у дамбы слышался плеск лёгких волн. Соланж взяла маленькую руку девочки в свою и крепко сжала её.
Позже в этот же день, пока Огюстен с Руфью укладывали вещи, Соланж отправилась в штаб генерала Рошамбо. Нет, мадам не станет излагать суть своего дела. Оно касается семейных и безотлагательных вопросов.
После того как Соланж миновала адъютанта и закрыла дверь кабинета, генерал Рошамбо приветствовал её улыбкой, которую крокодилы приберегают для полусгнивших трупов.
— А, мадам. Как приятно вас видеть. Что, наверное, не вполне взаимно… Скажите, миссис Форнье, мой племянник действительно вас сопровождает?
— Очень часто, — залилась нежным румянцем Соланж. — В театр. Он чудесно танцует.
— И только-то? Он…
Соланж усилием воли добавила краски щекам и робко произнесла:
— Именно о милом Александре я пришла просить…
— Ах да. Конечно. Мадам, вина? — Он подошёл к серванту. — Или чего-нибудь покрепче?
— О нет, мой генерал. Прошлой ночью… — Она дотронулась до виска и поморщилась. — Замужней женщине нельзя мешать любовь с вином.
— Мадам Форнье, мы не в силах ни создать, ни подавить своих желаний. До вчерашнего вечера, если позволите, я считал Алексанра… пылким юнцом… А молодым людям нужен… опыт. Чтобы найти своё истинное «я», не так ли?
Она мило улыбнулась:
— Генерал, мне следовало посоветоваться с вами. Я замужняя женщина. Но теперь другой не выходит у меня из головы… его волосы, чувственные губы, нежный взгляд…
Если бы генерал не утратил способность краснеть много лет назад, вероятно, сейчас бы его щёки запылали. Вместо этого он закашлялся.
— Как скажете, мадам. Как скажете.
— Нам суждено быть вместе.
Соланж в поисках подходящих чувств вытягивала из памяти диалоги из сентиментальных романов.
— Наша любовь предопределена свыше. Соланж и Александр. Наша судьба предначертана звёздами.
Рошамбо налил себе целый бокал чего-то покрепче.
— Без сомнения.
— Генерал, моё замужество… Форнье не ровня Эскарлеттам, они гораздо ниже, чем Рошамбо!
Его кивок подтвердил самоочевидность этого.
— Я принимаю предложение Александра. Но он такой… неискушённый.
— Александр…
— Нам нужны паспорта. После возвращения во Францию мы с Александром найдём свою судьбу!
— Мадам, я выдаю паспорта только старым и уродливым.
— Генерал, вы очень, очень любезны!
— А как же капитан Форнье?
— Мой муж принимает то, что не в силах изменить.
— Очень хорошо. Как вы, должно быть, слышали, мой племянник приставлен сопровождать депеши в Париж. Майору Бриссо нужен помощник. Вас это устроит, мадам?
Соланж захлопала в ладоши так рьяно, что генерал вздрогнул:
— Не так громко, мадам…
Он опорожнил бокал одним глотком и крякнул.
— Простите меня, генерал. Александр безмерно уважает вас, и грязная клевета причиняет ему такие муки! Если моё публичное унижение опровергло эти лживые домыслы, я удовлетворена.
Рошамбо потёр виски и посмотрел на неё воспалёнными глазами:
— Вам это удалось, мадам. Как вы отважились на такое?
— Генерал, не понимаю, о чём вы?
— Конечно же, понимаете, мадам.
Он опять потер виски.
— Я считал вас… обычной. А теперь жалею, что не успел узнать получше. И теперь остаётся лишь утешать себя, представляя, что вы с Александром «предназначены друг для друга».
— Генерал, вы смеётесь надо мной?
Он отвесил низкий поклон:
— Милая, милая миссис Форнье, на это я бы не осмелился.
Три ночи спустя поднявшийся резкий ветер заставил британскую эскадру закладывать крутые галсы, чтобы удержать свои позиции. Несмотря на заверения капитана Колдуэлла, что он предупредит Соланж о готовности к отплытию, Соланж с семьёй погрузились немедленно. Чтобы избежать «прискорбной» ошибки. Когда майор Бриссо, подправив свою репутацию, покинет Сан-Доминго, супруги Форнье отбудут вместе с ним. Все их пожитки уместились в одну-единственную дорожную сумку, синий с золотом чайный сервиз завернули в мягкую ткань. Драгоценности, несколько золотых луидоров и заряженный четырехствольный револьвер поместились в ридикюль Соланж. Наиболее же ценные, брачное соглашение и аккредитив, она подшила в юбку Руфи.
К утру британские суда отнесло в открытое море, и горизонт очистился от их парусов, но майор Бриссо прибыл на борт лишь к десяти часам. Солдаты подняли на борт тяжёлые сундуки генерала, после чего началась перекличка, в результате которой выявили двух дезертиров, прятавшихся в укрытиях, которые пытались уехать тайком. Капитан Колдуэлл был встревожен поздним отплытием; американские суда официально находились под защитой нейтралитета, но если они перевозили французские трофеи, то считались вполне законной добычей.
Было свежо и солнечно, воздух сиял бриллиантовой чистотой. Майор Бриссо, стоя рядом с капитаном Колдуэллом, вздрогнул, когда с пристани прогремело два выстрела.
— Боже милостивый, — пробормотал он.
Капитан отдал приказ старшему матросу поднять ещё паруса, после чего повернулся к ценному пассажиру:
— Отличный день, месье. Прекрасный. Если ветер не переменится, мы быстро домчимся.
Александр грустно улыбнулся:
— Прощай, Сан-Доминго, проклятый остров. Твои жрецы вуду прокляли нас. Всех нас.
Капитан хмыкнул:
— Я христианин, сэр.
— Да. Они тоже.
Когда остров нырнул за линию горизонта, ещё долго виднелась струйка дыма, подымавшаяся над плантацией или над городком, а может быть, над перекрёстком, где схлестнувшись, теперь сражались и умирали люди.
Александр пожал плечами:
— Эти чернокожие… Обожают нас и в то же время ненавидят. Никогда этого не пойму…
— Всё это осталось позади.
— Я слишком многое
