Пятьсот метров вниз и затем налево, в тесные фрактальные завихрения секции «Белахлопок Кохей», названного века назад в честь основного товара и первой семьи операторов-владельцев, склады которой и составляли извивающийся лабиринт проулков. После Отчуждения и последующей потери рынка Нового Хоккайдо местная торговля белаводорослями заглохла, а семьи вроде Кохеев резко обанкротились. Теперь фасады домов печально взирали друг на друга заросшими пылью окнами на верхних этажах, а внизу рулонные ворота, как раззявленные рты, нерешительно застряли где-то наполовину между открытием и закрытием.
Конечно, шли разговоры о возрождении, о том, чтобы заново открыть эти помещения и переоснастить под лаборатории деКома, тренировочные центры и склады оборудования. В основном разговоры так и оставались разговорами – энтузиазм прижился на складах, выходящих на западные пирсы для ховеров, но пока не распространился дальше – по тем же причинам, почему не станешь доверять телефон электронарку. Так далеко от верфи и так далеко на восток звон финансов Мексека практически не доносился.
Радости экономики просачивания[1].
«Белахлопок Кохей» 9.26 тлел слабым огоньком в верхнем окне, а длинные беспокойные языки теней от света, сочившегося из-под приподнятых ворот, окончательно придавали зданию вид одноглазого слюнявого маньяка. Я прижался к стене и выкрутил аудиосхемы синтоболочки на максимум, то есть ненамного. На улицу потекли голоса, нервные, как тени у моих ног.
– …говорю, этого я ждать не собираюсь.
Миллспортский акцент, манерный выговор метрополии – харлановский амеранглийский, растянутый так, что коробит слух. Бормотание Плекса, чуть тише уровня членораздельности, звучало на контрасте мягко и провинциально. Кажется, он задал вопрос.
– А я откуда-то знаю, твою мать? Хочешь верь, а хочешь нет, – собеседник Плекса ходил, что-то переставлял. Его голос заглушило эхо в глубине склада. Я уловил слова «кайкьё», «верить» и обрывок смешка. Затем опять ближе к воротам. – …то, во что верит семья, а семья верит тому, что говорит технология. Технология оставляет следы, друг мой, – резкий кашель и вдох, словно при употреблении рекреационных наркотиков. – Этот урод опаздывает.
Я нахмурился. У слова «кайкьё» множество значений, но все зависят от твоего возраста. Географически – это пролив или канал. В такой форме термин бытовал на начальном этапе Освоения, ну или у выпендрежников из Первых Семей с их гиперграмотностью и кандзи. Этот парень явно не из Первой Семьи, но он вполне мог просто жить в те времена, когда Конрад Харлан и его дружки со связями превращали Глиммер VI в свой личный садик. С тех давних времен на хранении до сих пор лежит много оцифрованных личностей, которые так и ждут загрузки в рабочую оболочку. Впрочем, чтобы прожить всю человеческую историю Харлана, оболочку не пришлось бы менять больше шести раз. Прошли всего около четырехсот лет по земным меркам с тех пор, как на планету сели баржи колонистов.
В голове дернулась интуиция посланников. Что-то не так. Я встречал мужчин и женщин со столетиями сознательной жизни за спиной, и никто из них так не разговаривал. В ночи Текитомуры над дымом из трубки манерно звучала вовсе не мудрость веков.
На улицах, на арго стрип-япа, исковеркавшись за пару сотен лет, «кайкьё» значит «тот, который сбывает украденное». Оператор тайных товарных потоков. В некоторых частях Миллспортского архипелага так до сих пор говорят. В других местах значение меняется и обозначает легальных финконсультантов.
Ага, а на юге это значит «одержимый духами святой» или «выход канализации». Хватит корчить из себя детектива. Слышал же человека – ты опаздываешь.
Я взялся за ворота и поднял вверх, блокируя прилив боли от раны настолько, насколько позволяла нервная система синтоболочки. Ворота с грохотом поднялись к крыше. Улицу и меня залил свет.
– Добрый вечер.
– Господи! – миллспортский акцент отшатнулся на целый шаг. Он стоял всего в паре метров от ворот, когда я их поднял.
– Здравствуй, Так.
– Привет, Плекс, – я не сводил взгляда с гостя. – Что это за тан?
Но я уже понял и сам. Бледная, холеная внешность прямиком из второсортного фильма-эксперии, где-то между Микки Нозавой и Рю Бартоком. Пропорционально сложенная бойцовская оболочка, широкая в груди и плечах, с длинными конечностями. Копна волос, как нынче модно на подиумах биотеха, – высокая прическа, словно от удара током, которая должна выглядеть так, будто оболочку только что вынули из резервуара клонов. Одежда просторная, ниспадает изящными складками, явно скрывает оружие, поза говорит о том, что он готов его использовать. Боевая стойка, правда, – больше лай, чем готовность кусать. В сложенной ладони у него до сих пор была разряженная микротрубка, а зрачки расширились до пределов. Уступка старинной традиции – татуированные иллюминием завитушки в уголке лба.
Ученик якудза из Миллспорта. Уличный головорез.
– Не смей звать меня тан, – прошипел он. – Ты не местный. Ты здесь чужак, Ковач.
Я отвернулся от него, следя лишь краем глаза, и посмотрел прямо на Плекса – тот стоял у станков, возился с узлом ремней и примеривал улыбку, которой было неуютно на его потасканном лице ариста.
– Слушай, Так…
– У нас была строго закрытая вечеринка, Плекс. Я развлечений не заказывал.
Якудза дернулся вперед, еле сдерживаясь. Из его горла донесся скрежет. Плекс явно запаниковал.
– Подожди, я… – он с очевидным усилием отложил ремни. – Он здесь по другому поводу, Так.
– Но в мое оплаченное время, – спокойно заметил я.
– Слушай, Ковач. Ты, гребаный…
– Нет, – при этом я посмотрел на него, надеясь, что он почувствует ярость в моем голосе. – Ты знаешь, кто я, и не будешь мне мешать. Я пришел поговорить с Плексом, а не с тобой. Теперь проваливай.
Не знаю, что его остановило, – репутация посланников, последние новости из цитадели, – ведь об этом уже все знают, такого ты там наворотил, – или просто не такая горячая голова, как можно было подумать по бандитскому виду и дешевому прикиду. На миг он замер, еле усмирил гнев, затем отступил и перенаправил его – ухмыльнулся и с пренебрежительным видом уставился на ногти правой руки.
– Ладно. Вперед, веди переговоры с Плексом. Я подожду снаружи. Это все равно ненадолго.
Даже сделал первый шаг к улице. Я посмотрел на Плекса.
– Что это он несет?
Тот поморщился.
– Нам, э-э, придется изменить планы, Так. Мы не можем…
– О нет, – но, оглядевшись, я уже видел спиральные рисунки на пыли там, где пользовались гравподъемником. – Нет-нет, ты мне говорил…
– Я з-знаю, Так, но…
– Я тебе заплатил.
– Я верну деньги…
– Мне не нужны сраные деньги, Плекс, – я вперил в него взгляд, борясь с желанием порвать ему глотку. Без Плекса не будет загрузки. Без загрузки… – Мне нужно мое тело, сука.
– Все нормально, все нормально. Ты его получишь. Просто прямо сейчас…
– Просто прямо сейчас, Ковач, оборудование взяли мы, – якудза показался снова,
