— Вижу, — сказал Малибан. — Вот оно.
Между Даниловым и участниками разбирательства прямо над оркестровой ямой возникло видение квартиры Ростовцева в Настасьинском переулке. В коридоре толклись прилично одетые люди, явившиеся отметиться в очереди у хлопобудов. Малибан рассказал о хлопобудах, представил наиболее замечательных из них, сообщил об отношении хлопобудов к Данилову, о двух звонках пегого секретаря.
— Данилов по легкости натуры, — сказал Малибан, — мог и не понять всей привлекательности этой очереди. Но мы-то не можем допустить подобного легкомыслия.
Он сел.
— Тут что-то есть! — заявил Новый Маргарит. — Есть!
— Да, — сказал Валентин Сергеевич. — Здесь направление действительно перспективное.
Все сразу зашумели, одобряли Валентина Сергеевича. Было похоже, что участники разбирательства стремились именно к такому повороту разговора и теперь, когда поворот произошел, испытывали облегчение.
— Однако сам-то Данилов? — спросил заместитель. — Как он относится ко всему этому?
— Что ж, — сказал Данилов, — если секретарь хлопобудов позвонит мне, я соглашусь с ним встретиться.
— На мой взгляд, — сказал Малибан, — продолжать разговор нет смысла. Деловые вопросы следует обсудить с Даниловым позже.
«Неужели все? — не мог поверить Данилов. — Неужели «повременить» произнес Большой Бык?»
— Теперь меры, — сказал Валентин Сергеевич.
— Да, меры, — закричали его соседи.
— Я предлагаю люстру, — сказал заместитель.
— Люстру! Люстру! Люстру! — подхватили участники разбирательства. Даже ветераны с репейниками в петлицах высказались за люстру. И Малибан поддержал люстру. Согласился с ней и Новый Маргарит.
Над Даниловым возникла люстра. Она напоминала люстру, висевшую в театре Данилова, но была и несколько иной. Данилов видел теперь люстру и со своего стула. И видел ее и себя из глубины зала, как бы с кресла заместителя Валентина Сергеевича. Люстра была роскошная, метров в семь высотой, к ее центральному бронзовому стержню крепились три кольца из позолоченной бронзы, одно, нижнее, поменьше, два других — значительно шире, на бронзовых рожках и кронштейнах держались стаканы для ламп и подсвечники. И все это было — в хрустальном саду. Хрустальные букеты, подвески, гирлянды цвели и играли всюду. Смотри на них и забудь обо всем… Люстра стала быстро снижаться. Она висела на металлической цепи, цепь скрипела, вздрагивала, Данилов понимал, что люстра может вот-вот сорваться. И она сорвалась, упала на Данилова, пропустила его в себя. С кресла заместителя Валентина Сергеевича Данилов видел серый силуэт внутри люстры. Сидя же на стуле с ремнями, он чувствовал, что люстра не только захватила его, но и растворяет его в себе. Он потерял слух. А потом в нем стало гаснуть все. И угасло…
Когда Данилов очнулся, он понял, что по-прежнему сидит на стуле, а люстра висит высоко над ним и раскачивается.
— Итак, люстра, — сказал Валентин Сергеевич. — Она будет теперь над Даниловым, и если его жизнь даст ей основания сорваться, ничего ее не удержит.
— Я предлагаю добавить к люстре, — заявил Новый Маргарит, — чуткость к колебаниям.
— Это в каком смысле? — спросил ветеран с репейником.
Новый Маргарит стал объяснять. Существует теория Бирфельда— Таранцева. Она касается явлений в ионосфере Земли, исследования проводились на Кольском полуострове, и есть в ней нечто, что приложимо к нынешней ситуации. По этой теории Земля со всеми происходящими на ней процессами представляет собой мощную колебательную систему. Дрожит земная кора, пульсирует гидросфера, вибрирует атмосфера и так далее. Человек — часть земной колебательной системы. Он живет в ней и чаще всего не чувствует ее. Но увеличение частоты колебаний он переносит плохо. Если интервал частот около десяти герц (тут Новый Маргарит извинился за обращение к земным единицам), ему совсем худо. Особенно чувствительны к колебаниям люди, обладающие развитым ощущением ритма. Прежде всего музыканты. Одному ташкентскому мальчику, ученику по классу фортепьяно, было плохо за несколько часов до известного всем толчка. Конечно, теория Бирфельда — Таранцева — наивная и лишь обозначает серьезные явления, но можно воспользоваться ее логикой. Данилов прежде был освобожден от чуткости к колебаниям. Но теперь он стал слишком дерзким в своей музыке. Так пусть обострятся его ощущения. Причем, коли он станет играть лучше, достигнет в музыке высот, чувствительность его еще более разовьется, не только земные толчки и дрожания уловит Данилов, ему обнажатся и страдания людей, ближних и дальних, приступы чужой боли дойдут до него. Тяжкая ноша может оказаться на его плечах. Пусть помнит о ней и думает, стоит ли ему и дальше дерзить в музыке.
— Это убедительно, — сказал Валентин Сергеевич.
Все поддержали Нового Маргарита. Один Малибан пожал плечами.
— Разбирательство закончено, — объявил Валентин Сергеевич.
И ремни отпустили Данилова.
Глава 44
Утром Данилов налетел на Нового Маргарита. Данилов спешил заполнить последние бумаги перед убытием и не был расположен к долгому разговору.
— Ну что, выкарабкался? — засмеялся Новый Маргарит. — Как это ты устроил себе…
Тут Новый Маргарит замолчал. Данилов почувствовал, что Новый Маргарит хотел произнести слово «повременить», а потом и поинтересоваться, каким образом Данилов получил необъяснимое для всех покровительство, да, скорее всего покровительство, хотя об этом можно было строить только предположения. Но тема, видно, была запретная и для Нового Маргарита. «А действительно, — думал Данилов, — неужели он пожалел меня из-за того, что я костью чесал ему спину? Зачем же?.. Я ведь без всякой корысти…»
— Ловок ты, Данилов, ловок, — только и мог сказать Новый Маргарит.
— Слушай, — нахмурился Данилов. — Что это за огненная надпись была в Колодце Ожидания? Насчет яснычковой икры? Я не понял.
— Она не имела к тебе отношения. Выпала из другой программы. Дефект аппаратуры.
— А кожаный фартук?
— Он задержался более положенного. Нерасторопность одного из операторов. Он наказан.
— Надеюсь, не слишком строго?
— Не слишком.
— И еще я хотел спросить тебя…
— О домовом и о Синезуде, — сказал Новый Маргарит. — Ты не в силах их вернуть. И никто тебе не поможет.
— Что ж, это остается за мной.
— Смотри, — сказал Новый Маргарит.
— Почему меня так долго держали в ожидании?
— Какое долго! Ты был вызван не один. Да и у нас хватало хлопот. Ну и надо было позлить твое нетерпение. Но ты был хорош. Ты мне понравился. И дальше следить за твоей жизнью будет для меня удовольствием. Не со служебными целями следить, не бойся, а просто так. Как любопытному зрителю, неспособному на поступки. Очень интересно, какие еще повороты будут в твоей судьбе. И как отнесутся к тебе личности, для кого ты — заноза в глазу.
На том и разошлись.
Данилов сразу же вспомнил о железнодорожной пище, хотел было остановить Нового Маргарита и спросить его, что собирались достичь этой пищей, но Новый Маргарит был легок на ногу и слов Данилова, наверное бы, уже не расслышал. А кричать Данилов не стал.
«Удивил я его! — думал Данилов. — Я и самого себя удивил».
Во время разбирательства он взял да и повел себя так, будто он был именно демон и готов доказать
