И Горя Бойс успокоился.
— Я к тому, — сказал Горя Бойс, — что в Апартаменте нумер триста двадцать четвертом никто вас не ждет.
— Тебе ли судить, где меня ждут, а где нет! — рассердился Шеврикука.
— Там просто никого нет.
— То есть как? — растерялся Шеврикука. — И Дуняши-Невзоры нет?
— Ни барыни, ни прислуги, — кивнул соблюдатель Горя Бойс, и можно было подумать, миролюбиво кивнул, с сочувствием.
— А не гуляют ли они где-то? Не ведут ли беседы в гостях в номерах четвертой сотни?
— В просторах четвертой сотни их нет.
— А где же они?
— Не могем знать-с. А если бы и знали-с, не имели бы права вас, сударь, одарять знаниями. А если бы и имели право, то все равно вам, сударь…
— Замолчи, — цыкнул Шеврикука. — Мне эти барыни и прислуги сегодня нужны, как… Ты вот что. Лучше скажи, был ли у Бушмелева личный епишка?
— Вот ты что! — покачал головой Горя Бойс. — На Бушмелева, значит, выйти хочешь! Гордец и бестолочь! Горя бойся!
— Ты отвечай! Был личный епишка?
— Ну, был…
— Был? Или он и теперь есть?
— Ну, есть… — протянул Горя Бойс.
— Засунь клешню в картотеку и добудь оттуда его формуляры.
— Как же! Сейчас! А может, ты от Отродий Башни? Проваливай. А то возьму и включу авральную систему! Что с тобой сделают при наших-то нынешних непотребствах!
— Не пугай. И подумай. У тебя носков дырявых двадцать пар. А новые откуда? Айвового варенья не ел полгода. Бабка Староханова, что ли, тебе его купит? Смазь то есть. А вдруг на тебя опустятся посильные вознаграждения?
— Откуда? — хмыкнул Горя Бойс. — Из Пузыря, что ли? Или — еще лучше! Не из тебя ли?
Тут уж взаимоуважающий соблюдатель расхохотался.
— Ну а почему же и не из меня? — чуть ли не оскорбленный, сказал Шеврикука.
— Подкуп при исполнении кадровых бдений! — взвыл Горя Бойс. — Миллионы лет непорочных сидений за доверенным столом. В минуту и все порушить? Ну уж нет! Полиция! Милиция! Понятые! Свидетели! Взаимоуважающая следительница Староханова! Караул! Вербуют!
— А ну замолчи! — Шеврикука перепугался, не хватало еще, чтобы на крики командира, причитая, кликушей явилась пропахшая лыжной мазью следительница бабка Староханова или кто другой; он бросился к тощему соблюдателю, зажал ему рукой рот.
Горя Бойс дергался, мычал, ногой пытался достать до секретной кнопки вызова внутристенных бойцов, но потом замер, без всяких усилий отвел руку Шеврикуки, сплюнул и сказал:
— Вот что, Шеврикука. Твое счастье, что и у меня к этому Бушмелеву… Если ты ему насолишь, я порадуюсь. А так греметь бы тебе сейчас в кандалах. Или еще что похуже. Ишь ты, учудил! Миллионы лет беспорочного сидения, и на тебе — подкуп! Про подкуп-то ты, конечно, не забудь, ради своего душевного просветления… Про посильный-то… Не забудешь?
— Не забуду, — шепотом пообещал Шеврикука. — А ты поищи, что у вас там в компьютерах на бушмелевского епишку.
— Что искать уже отысканное. Вот! Не зевай! — Горя Бойс стукнул кулаком по столу, один из ящиков выдвинулся с треском, выстрелил серой папкой с лиловыми тесемками. Горя Бойс подпрыгнул, изловчился поймать папку, протянул ее Шеврикуке. — Держи. Там и фотографии, и дактилоскопия, и состав слюны, и размеры, и прочее. Здесь не смотри, а где-нибудь один, в тихом углу…
— Быстро вы! — восхитился Шеврикука.
— А чего уж быстро, — скромно произнес Горя Бойс, — я уж три дня знал, что ты придешь и зачем придешь…
Взаимоуважающий соблюдатель спохватился и замолк.
Шеврикука в волнении не успел осмыслить и уразуметь суть слов Гори Бойса, а уже услышал:
— Барыню, что из триста двадцать четвертого нумера, не ищи. Ты ее сейчас не отыщешь. А вот служанка ее без головы… или с головой… прости ее грехи и чудеса… может обнаружиться в Лавандовом саду… может… а может и не обнаружиться… и эта… тоже чудесная… Увека-Векка… там лепестки, случается, нюхает…
И опять Шеврикуку забрала тоска. Не гатчинскими ли водами омывается остров Тоски? Тоска, хорошо знакомая Шеврикуке. В ней удручало однообразие тихой боли разума, замком затворявшей действия и решения. Впрочем, сегодня никакие замки Шеврикуку ни в чем не стесняли. Шеврикуке захотелось поинтересоваться у Гори Бойса, а тот глядел на него с умилением, отчего же Гликерии нет нигде поблизости, ведь ей определено всего лишь домашнее содержание, да еще и с послаблениями. Или изменился режим содержания? Но проще было бы вызнать об этом у Дуняши-Невзоры, если она повстречается. А спросил он вот о чем:
— Неужели у вас не прекратились гуляния в садах? При ваших-то клокотаниях?
— Вот именно при клокотаниях! — согласился Горя Бойс. — А у нас и еще одна забота вспухла. Но в садах гуляют.
— Какая забота?
— А бомжи, — сказал Горя Бойс.
— Какие бомжи?
— Ты, Шеврикука, «Дважды два» не смотришь? Бомжам ночлег предоставляют…
— Ну слышал. Смотрел. Предоставляют… Но ведь в бомбоубежищах. Бывших.
— В бомбоубежищах, — подтвердил Горя Бойс. — Но это где? А у нас им отдают лыжную базу и лыжный образ жизни. Здесь, мол, сам воздух нравственно целительный. А нам-то куда деваться летом?
И взаимоуважающий соблюдатель Горя Бойс зарыдал. Впрочем, сначала он выругался, произнеся: «Блендамед!» — а уж потом за рыдал.
Шеврикука стоял озабоченный.
Когда он выскочил из Землескреба в направлении лыжной базы, он увидел Радлугина. Тот прикнопливал на стенд деловых объявлений прокламацию. Прокламация была ксерокопией, текст ее начинался плакатно: «Всем! Всем! Всем! Декрет!»
— Разве это декрет? — заметил Шеврикука. — По жанру это скорее воззвание. И что это за исполнительный комитет? Это вы, что ли?
— Я хотел посоветоваться с вами. — Губы Радлугина обиженно сжались. — Но связи нет.
— Нет, — строго сказал Шеврикука. — «Дупло» в потусторонних делах.
— Ах так, — успокоился Радлугин и будто бы обрадовался потусторонним делам связного.
А Шеврикука пообещал себе сегодня же проведать спальню Пэрста-Капсулы и не допустить, чтобы в получердачье возникли какие-либо поводы для вмешательств Радлугина. Радлугин непременно должен был ринуться в преследование бомжей. Если уже не ринулся.
— Пусть будет и воззвание, — согласился Радлугин. — Но нельзя, чтобы наше бомбоубежище отдали бомжам. Тут речь идет и о боеспособности державы. И о том, какие лужи и кучи вонючие, извините, появятся во дворах возле Цандера. И там рядом — детская музыкальная школа.
— Мне это известно, — сказал Шеврикука.
Действительно, он то ли читал, то ли слышал о намерении чиновных разумников разместить в пустующих бомбоубежищах ночлежки МХАТа им. Горького для имеющих московскую прописку бомжей. Но известие это его не задело всерьез. Как и мало кого в Москве. Повторялись лишь расхожие шутки. Как теперь будут называть стратегические объекты гражданской обороны — бомжеубежища, или бомжехранилища, или бомжележбища, или бомжеложи, или просто ложи бомжей? Перекатывались с газетных страниц в зрительные информационные пространства рассудительные мечтания о нарождении новой жизнестойкой человеческой цивилизации. Понажимают все же нервные идиоты на кнопки или АЭСы поломаются, ничего, многие передохнут, оно и к лучшему, но после ядерной зимы ворота бомжеубежищ распахнутся, и на свет весенний выйдут
