Над сим посланьем Элизабет покачала головою. Оно убедило ее, что лишь случайность известит г-на Бингли о пребываньи ее сестры в городе.
Миновали четыре недели, а Джейн не видала его ни разу. Она старалась уверить себя, что о сем не жалеет, но более не могла закрывать глаза на невниманье юной г-жи Бингли. Две недели всякий день до обеда прождав дома, а всякий вечер изобретая новое оправданье, она в конце концов приняла гостью; краткость визита, и более того — перемена в манерах посетительницы более не позволили Джейн обманываться. Письмо, кое написала она сестре, поведает о ее переживаньях:
Милая моя Лиззи, я уверена, не в состояньи торжествовать, оказавшись умнее меня, если я сознаюсь, что совершенно ошибалась касательно расположенья ко мне г-жи Бингли. Но, моя милая сестра, хотя в итоге правота твоя доказана, не сочти меня упрямицей, если я стану утверждать, что, при учете ее поведенья, доверье мое было столь же естественно, сколь твое подозренье. Я вовсе не постигаю, какие резоны заставили ее желать дружбы со мною, но если б те же обстоятельства повторились, я наверняка была бы обманута снова. Кэролайн навестила меня лишь вчера — и ни записки, ни строчки до вчерашнего дня я не получила. Когда она пришла, очевидно было, что сие не доставляет ей удовольствия; она вяло, неубедительно извинилась за то, что не явилась раньше, ни слова не сказала о том, что желает увидеться со мною вновь, и во всех отношеньях была настолько иною, что, когда она ушла, я была полна решимости более сие знакомство не длить. Мне жаль, но я не могу не винить ее. Весьма дурно с ее стороны было выделять меня подобным образом; я вполне могу утверждать, что все знаки вниманья и дружбы проистекали от нее. Но мне ее жаль, поскольку она, вероятно, чувствует, что поступает дурно, и поскольку я абсолютно уверена, что причиной сему ее беспокойство за брата. Мне не требуется объяснять пространнее, и хотя мы знаем, что беспокойство сие совершенно излишне, если она его переживает, сим с легкостью объясняется ее обращенье со мною, а поскольку он столь заслуженно дорог сестре, любое ее беспокойство за него естественно и являет доброту. Я, впрочем, не могу избавиться от удивленья, ибо к чему ей подобные страхи ныне — если б я была ему небезразлична, мы бы увиделись давным-давно. Он знает, что я в городе, меня в сем убедили ее же слова, и однако она говорила так, словно желает уверить себя, что он неравнодушен к юной г-же Дарси. Я не понимаю. Не бойся я резких суждений, меня едва ли не подмывало бы сказать, что во всем этом явно сквозит двуличье. Но я постараюсь изгнать все тягостные мысли и думать лишь о том, что осчастливливает меня, — о твоей дружбе и неизменной доброте милых моих дядюшки и тетушки. Напиши мне поскорее. Г-жа Бингли вроде бы говорила о том, что он никогда более не вернется в Незерфилд, что он откажется от дома, — впрочем, без уверенности. Нам лучше об этом не поминать. Я так рада, что от наших друзей в Хансфорде приходят столь приятные вести. Прошу тебя, поезжай с сэром Уильямом и Марией. Я уверена, тебе там очень понравится.
Твоя, и т. д.
Письмо сие ранило Элизабет, однако она воспрянула при мысли, что Джейн более не станет обманываться — во всяком случае, в сестре Бингли. Все ожиданья касательно брата ныне умерли абсолютно. Элизабет даже не пожелала бы возобновленья его ухаживаний. Личность его падала в ее глазах все ниже с каждым рассужденьем; в наказанье ему и, возможно, ради блага Джейн Элизабет всерьез надеялась, что он вскорости женится на сестре г-на Дарси, ибо, судя по рассказам Уикэма, сия девушка заставит его немало пожалеть о том, от чего он отказался.
Примерно тогда же г-жа Гарднер напомнила Элизабет обещанье касательно сего джентльмена и потребовала вестей; Элизабет таковыми располагала, и они скорее приносили удовлетворенье тетушке, нежели ее племяннице. Его очевидная склонность сошла на нет, его ухаживанье завершилось, ныне он восхищался другою. Наблюдательность дозволяла Элизабет все сие замечать, и однако ей удавалось взирать и писать об этом без ощутимой боли. Сердце ее было затронуто лишь слегка, а тщеславье утешено мыслью о том, что его единственной избранницей стала бы она, если б сие дозволили средства. Внезапное обретенье десяти тысяч фунтов было наиболее очаровательной чертою юной дамы, коей Уикэм ныне старался понравиться, однако Элизабет, чье зренье, пожалуй, было замутнено несколько более, нежели в случае с Шарлоттою, не злилась на него за желанье обрести независимость. Напротив, что может быть естественнее; и, будучи в силах допустить, что пренебреженье ею стоило ему немалой борьбы с собой, она готова была признать его шаг мудрым и желанным для обоих и совершенно искренне пожелать ему счастья.
Все сие было изложено г-же Гарднер; описав событья, Элизабет засим продолжила следующим манером:
Теперь я убедилась, милая моя тетушка, что и не была толком влюблена, ибо, воистину переживи я сию чистую и возвышенную страсть, ныне я ненавидела бы самое имя его и желала бы ему всевозможных бед. Однако не только к нему я питаю сердечность, но даже равнодушна к юной г-же Кинг. В душе своей я вовсе не обнаруживаю ненависти к ней или хотя бы желанья не полагать ее очень славной девушкой. Стало быть, любовь тут невероятна. Бдительность моя принесла плоды, и хотя для всех моих знакомцев я была бы, разумеется, более любопытным предметом, если б влюбилась до безумия, не могу сказать, что сожалею об относительном своем равнодушии. Порою значительность достается чересчур дорого. Китти и Лидия приняли его дезертирство гораздо ближе к сердцу. Они молоды, не знают жизни и еще не пришли к оскорбительному убежденью, что красивым юношам средства к существованью потребны не меньше, нежели невзрачным.
Глава 4
Январь и февраль, подарившие разве что прогулки до Меритона, порою слякотные, а
