Среда настала, и притом ровно тогда, когда резонно было ее ожидать. Она настала — день был ясен — и Кэтрин ног под собой не чуяла. К десяти утра карета, запряженная четверкой, вывезла их из аббатства; и вслед за приятной поездкою почти в двадцать миль они въехали в Вудстон, большое и людное, довольно живописно расположенное селенье. Кэтрин постыдилась сообщить, сколь красивым оно ей привиделось, ибо генерал счел потребным извиниться за плоский пейзаж и размеры деревни; но в сердце своем юная дева превознесла Вудстон выше всех мест, где бывала, и по пути в великом восхищеньи взирала на всякий опрятный домик крупнее коттеджа и на всякую лавку. На дальней окраине деревни, сносным манером отделенный от прочих домов, стоял пасторат — недавно выстроенное мощное каменное здание с полукруглой подъездной дорогою и зелеными воротами; а когда они подъехали к двери, их немедля встретил и окружил заботою Генри, коего сопровождали друзья его уединенья — большой щенок ньюфаундленда и два-три терьера.
Когда Кэтрин входила в дом, сердце ее было так переполнено, что ни отпустить замечанье, ни явить красноречие она не могла; и пока генерал не понудил ее высказаться, юная дева крайне мало сознавала, какова комната, где она сидит. Оглядевшись, Кэтрин мигом уразумела, что сие наиудобнейшие покои на свете; осторожность не дозволила ей высказаться таким манером, и холодность ее похвалы расстроила генерала.
— Мы не считаем, что сие хороший дом, — сказал он. — Мы не сравниваем его с Фуллертоном или Нортэнгером — мы полагаем его лишь пасторатом, маленькими тесным, это правда, однако приличным и, пожалуй, годным для жилья; в целом он отнюдь не уступает большинству пасторатов; иными словами, я полагаю, в Англии немного найдется провинциальных пасторских домов, что и вполовину так хороши. Ему, впрочем, не повредят усовершенствованья. Я вовсе не хочу сего отрицать; и любые разумные… пристроить арку, быть может… хотя, между нами, если имеются у меня поводы для недовольства, то это не к месту налепленная арка.
Кэтрин толком не расслышала его речь, а потому не поняла ее и не была уязвлена; Генри усердно сочинял темы для беседы и оную поддерживал, а тем временем слуга его доставил полный закусок поднос; сие на некоторое время вернуло генералу довольство, а Кэтрин — обычную непринужденность души.
Комната, о коей шла речь, была просторна и пропорциональна, замечательно обставлена, дабы служить столовой; когда все собранье вышло прогуляться, гостье показали сначала апартамент поменьше, что принадлежал лично хозяину дома и по случаю визита смотрелся на редкость опрятным, а затем — будущую гостиную, коя, хотя обставлена не была, так восхитила Кэтрин, что даже генерал остался доволен. То была комната замечательной формы, с окнами до полу и прекрасным видом, хоть оный и являл одни лишь зеленые луга; на сей раз Кэтрин излила свой восторг с искренней простотою, свойственной ее чувствам:
— Ах! Отчего вы не обставите эту комнату, господин Тилни? Какая жалость, что она не обставлена! Я в жизни не видела столь красивой комнаты; во всем мире красивее не найти!
— Полагаю, — молвил генерал, улыбаясь весьма удовлетворенно, — что она будет обставлена очень быстро; ей не хватает лишь дамского вкуса!
— Ну, будь это мой дом, я бы только здесь и сидела. Ах! Какой милый коттедж меж деревьев — да это яблони! Какой миленький!
— Вам он нравится — вы его одобряете — сего довольно. Генри, не забудь, что насчет него говорили с Робинсоном. Коттедж останется.
Сей комплимент пробудил застенчивость Кэтрин и тотчас запечатал ей уста; и хотя генерал нарочито обращался к ней, интересуясь ее мненьем относительно цвета обоев и портьер, ничего похожего на мненье из юной девы исторгнуть не удалось. Впрочем, воздействие свежих достопримечательностей и свежего воздуха немало способствовало рассеянью сей неловкости; и, добравшись до декоративной части владений, представлявшей собою тропинку, что вилась по лугу, где гений хозяина пастората начал творить с полгода назад, Кэтрин сносно пришла в себя и сочла, что сей парк прекраснее всех, что встречались ей прежде, хотя ни один куст в нем ростом не превышал зеленую скамью в уголке.
Прогулка по другим лугам и отчасти по деревне, визит в конюшни, где надлежало осмотреть некие усовершенствования, и очаровательная игра со щенками, только-только научившимися кувыркаться, привели всех к четырем часам дня, хотя Кэтрин едва ли полагала, что уже пробило три. В четыре им надлежало отобедать, а в шесть — отправиться назад. Никогда дни не летели так быстро!
Кэтрин поневоле заметила, что роскошь обеда, по видимости, ничуть не удивила генерала; более того, он даже искал на сервировочном столе холодное мясо, какового там не обнаружилось. Сын его и дочь отметили иное. Они редко видели, чтобы он где-нибудь, за вычетом собственного дома, вкушал пищу с таким аппетитом, и никогда прежде не наблюдали, чтобы он бывал столь мало огорчен растаявшим топленым маслом.
В шесть, едва генерал выпил кофе, их вновь поглотил экипаж; и столь отрадно было поведенье генерала в протяженьи сего визита, столь уверилась Кэтрин касательно его ожиданий, что, будь она равно уверена в склонностях его сына, она покинула бы Вудстон, почти не тревожась, Как или же Когда туда возвратится.
Глава 27
Утро одарило юную деву нижеследующим весьма неожиданным посланьем от Изабеллы.
Бат, апреля __
Драгоценная моя Кэтрин,
Я с величайшим восторгом получила два милых твоих письма и должна тысячу раз извиниться за то, что не ответила ранее. Я очень-очень стыжусь своей праздности; но в сем кошмарном городе ни для чего не находится времени. Чуть ли не каждый день после твоего отъезда из Бата я бралась за перо, дабы тебе написать, но какая-нибудь глупая мелочь непременно меня отвлекала. Прошу тебя, ответь мне поскорее — пиши мне домой. Слава Богу, завтра мы оставим сей омерзительный город. С тех пор, как ты покинула Бат, я ни в чем не находила удовольствия — пыльно до ужаса, а все, кто дорог сердцу, уехали. Мне кажется, если б я виделась с тобою, остальные ничего не значили бы для меня, ибо ты мне дорога неописуемо. Я очень беспокоюсь за твоего драгоценного брата, ибо с его отъезда в Оксфорд не получила от него ни слова; я страшусь, не случилось ли какого недоразуменья. Доброта твоя все уладит: он единственный человек, коего я любила или же способна любить; я уверена, ты его в сем убедишь. Моды уже отчасти весенние, а шляпки — страшнее и представить нельзя. Надеюсь, ты приятственно проводишь время,
