— Конечно, мисс Джейн непогода нипочем. — Полли уронила штопку на колени. — Уж она-то не вымокнет. Небось скакала галопом всю дорогу до Незерфилда.
Повисло молчание, слышался только шорох дождя. Сухая или промокшая, Джейн не станет сегодня возвращаться домой.
— Как-нибудь я возьму тебя покататься, хочешь, Пол?
Девочка заулыбалась. Ей даже нравилось называться Пол, но лишь при условии, что так к ней обращался Джеймс.
— Только не галопом, предупреждаю, не думаю, что нашей старушке это понравится.
«А посыльный? — подумала Сара. — Успел ли он добраться до Незерфилда вовремя или промок насквозь, до своей кожи цвета ячменного солода? И как, кстати, его зовут?»
Дождь не стихал весь вечер. Он продолжал барабанить, даже когда слуг отпустили спать. Джеймсу пришлось бежать через двор, накинув мешок на голову и плечи, чтобы хоть немного защититься от потоков воды. Он мог уйти к себе гораздо раньше и преспокойно читать, поскольку имел разрешение пользоваться свечами, но предпочел тесноту кухни и тамошнее общество. Сегодняшний день принес что-то сродни пробуждению: тихое, ни с кем не разделенное прозрение. Джеймс заметил, как новый лакей из Незерфилда смотрел на Сару. Заметил, что и она поглядывала на него. От всего этого Джеймс вдруг почувствовал себя неуверенно, будто пол ушел из-под ног и закачался, как корабельная палуба.
Надо присмотреть за ней, сказал себе Джеймс, просто по-дружески. Он очень обязан мистеру Б., а значит, должен следить, чтобы все в хозяйстве было в порядке. Именно поэтому он остался сидеть с женщинами, вместо того чтобы спокойно читать у себя в комнате. Кроме того, вынужден был признаться себе Джеймс, он получал удовольствие от ее соседства. Слышать ее дыхание, шелест юбки, ласковое словечко, обращенное к Полли. Как это славно…
Лакей вновь появился на следующее утро. В грязи по колено, в тяжелом от воды сюртуке и размокшем парике, с которого на плечи млечными струями стекала пудра. Сара, убиравшаяся после завтрака, засуетилась, пытаясь сообразить, куда бы поставить стопку грязных тарелок. Остановившись на пороге, посыльный снял шляпу и стряхнул с нее воду. Пошарив за пазухой, он извлек весьма мокрый на вид конверт:
— Для мисс Элизабет Беннет.
Джеймс переводил взгляд с Сары на лакея и обратно. Мистер и миссис Хилл были заняты в других местах, так что в кухне, кроме них троих, никого не было. Очевидно, Джеймсу следовало отнести послание наверх, но тогда пришлось бы оставить Сару наедине с этим типом.
— Вы отнесете? — спросил он у нее.
— Мне кажется, это ваша обязанность.
Джеймс неловко поклонился, взял письмо и размашистым шагом отправился наверх, в комнату для завтрака, где миссис Хилл подавала семейству кофе. Он ждал как на иголках, пока письмо прочитают и, поахав, обсудят.
Тем временем на кухне Сара, оставшись с глазу на глаз с незерфилдским лакеем, проговорила:
— Ужасная погода, так и льет! — и тут же смолкла, смутившись, что не придумала ничего лучше.
К счастью, гость, кажется, не обратил внимания на ее неловкость. Он с грохотом уселся на стул у очага и вытянул к огню ноги и руки, показывая ей, как сильно продрог.
— Эта хартфордширская грязь наделена разумом, не иначе. Она прямо вцепляется в вас и карабкается наверх. В Лондоне, — продолжал он, — дороги мощеные, а сверху навесы, можно выходить в любую погоду, хотя бы и в самый проливной дождь, и даже не промочишь ноги.
— Так вы, выходит, из Лондона? — Сара протянула ему чашку чаю.
Он, казалось, был несколько удивлен, окинул взглядом кухню, но, не найдя ничего, что пришлось бы ему по вкусу, принял чашку.
— Я жил там одно время. Со старым хозяином, а потом с новым.
Она присела напротив и придвинула стул немного ближе:
— Расскажите, какой он?
Лакей поведал Саре о Королевском амфитеатре Астлея[123], о чудесах вольтижировки, жонглирования и акробатики, которые там совершались, а также о развлекательном саде в Воксхолле, с музыкой и танцами. Он рассказал ей о своем знакомом нищем, настоящем джентльмене, который распевает матросские песни и носит на голове модель кораблика; когда нищий пускается в пляс, кораблик бросает из стороны в сторону, словно в бурном море.
— А по ночам там устраивают фейерверки, до того великолепные и громкие, что даже старые вояки утверждают, будто не слышали ничего подобного за всю французскую кампанию.
Джеймс вернулся быстрее, чем предполагала Сара.
— Вы ждете ответа?
— Да, если таковой последует.
— Так вот, его не последует.
Застегнув сюртук на все пуговицы, лакей, подмигнув, пустился в утомительный обратный путь под серым утренним небом. Сара подошла к окну и смотрела ему вслед. Как приятно было знать, что он где-то по соседству, что в любой момент может снова появиться, и пить с ней чай, и рассказывать про Лондон.
— Джейн больна. — Джеймс произнес это с большим нажимом, чем дело того заслуживало. В конце концов, юная леди всего-навсего простыла.
Его едва удостоили мимолетным взглядом.
— Она вымокла под дождем, как мы и думали, а теперь у нее простуда, и ее оставили в Незерфилде.
— Да? — только и вымолвила Сара.
— Поэтому мисс Элизабет собирается к ней.
Что ж, по мнению Сары, то была не самая худшая новость. Если Джейн заболела, уж лучше ей болеть в доме Бингли: там к ее услугам целая армия, готовая услужить и помочь. В Лонгборне же болезнь означала бы массу лишней работы, которая ложилась на плечи горстки слуг: постельное белье для больной в отдельную комнату, носовые платки, особое питье, лакомства, еда маленькими порциями и постоянная беготня со всем этим вверх и вниз по лестнице. Как мило со стороны Джейн — и так на нее похоже — заболеть не дома!
— Значит, все будет хорошо, — сказала Сара.
Для Джеймса мгновение тянулось, как шерсть на сушильной раме. Нельзя показать Саре даже намеком, какое волнение она вызывает в нем. Его так и тянет обратиться к ней, прикоснуться, но нужно прикусить язык, выбросить эти мысли из головы, скрыть их даже от самого себя.
А Сара, пытаясь подавить чувство вины за то, что рылась в его вещах, будила в себе раздражение и даже негодование: почему, ну почему мистер Смит не обращается к ней так же дружески, как этот новый лакей? Почему Джеймс ни разу не рассказал ей о своих путешествиях, о том, где побывал и откуда приехал? Он не делал никаких шагов навстречу, он так неразговорчив, скуп на слова и даже груб! Ничего удивительного, что она его заподозрила. И ничего удивительного, что решила за ним шпионить…
