– Под пыткой? – хмыкнул Андрей. – Под пыткой они хоть в убийстве Гостомысла признаются. Эка невидаль!
– Не все под пыткой речи свои вели. Княже, холоп твой где?
– Вон, в углу хоронится, – указал на седого низкого мужчину в суконном кафтане князь Шаховской. – Иди сюда.
– Слышал я все, – низко кланяясь, засеменил к хозяину холоп. – Отравить они воеводу сговаривались. Страшно отравить.
– Так твое это зелье, князь? – повторил свой вопрос князь Шаховской. – Твоя фляга?
– А вы ее не открывали, не трогали?
– Что же мы, обезумели, смерти искать?
– Как же отравить тебя нужно было, Петр Ильич? В ухо накапать? Ноги ядом растереть?
– В вино, сказывали, подмешать нужно.
– Вино во дворце есть, государь?
– Кто-нибудь, – повысил голос царь, – принесите кубок и кувшин вина.
– Ты точно его не трогал, князь?
– Нет.
– Что же, тогда тебе нужно кое-что увидеть…
Зверев взял заботливо поднесенный царским холопом кувшин, налил в кубок вина. Потом забрал свою фляжку, откупорил и вылил все содержимое в розовую, пахнущую карамелью, жидкость. Размешал и не спеша выпил. Плеснул еще немного, выпил опять.
– Есть у многих людей такое заболевание, бояре. Это когда кишка из задницы вываливается. Знаете, какой его первый признак? – Андрей остановился возле воеводского седого холопа и вдруг со всей силы рявкнул ему в ухо: – Глухота!!!
Бедолага шарахнулся назад, ударился спиной о стену и кинулся бежать.
– Так, что еще? – Андрей поставил кубок на пол, осторожно налил вино в тонкое горлышко фляжки, несколько раз встряхнул и опрокинул себе в рот. – Все? Я употребил все до капли? А что вы на меня так смотрите? Ждете, когда умру? Сильно вас разочарую. Ждать придется еще лет семьдесят. Петр Ильич! Князь! Ты последнее время кашлять стал сильно! Супруга твоя здоровьем твоим обеспокоилась. На меня через старуху юродивую вышла, эликсира просила целебного. Так вот. Во фляге был не яд. Это было снадобье от чахотки!
На несколько мгновений в палате повисла тишина. Потом царь вскинул руки и звонко засмеялся:
– Я же сказывал тебе, Петр Ильич! Сказывал! Ну не может князь Андрей Васильевич подлости такой совершить! Не может! Я людей с первого взгляда разгадываю. Князь Сакульский – человек честный, от начала и до конца. Эх ты, Петр Ильич! Как ты его… Прилюдно! И супругу свою заподозрил! Нехорошо.
– Да, видать, стар стал… – Воевода Шаховской подошел к Андрею. – Ты на меня зла не держи, княже. Всякое в мои годы мерещится. А коли с пристрастием спросить, то, ты прав, всякого иной раз услышать можно… Андрей Васильевич, а чего это у тебя руки так трясутся?
– Да тоже… Как мыслишь, воевода, что должен был думать я перед судилищем таким?
– Уж прости, прости. Нашли истину. Невинных наказывать не стали.
– Не знаю…
– Ты о чем, Андрей Васильевич?
– Учитель у меня был. Предупреждал часто: зло, другим людям причиненное, к тебе троекратно вернется.
– Но ведь ты не причинил зла, князь? – подошел ближе Иоанн.
– Вот именно, государь. Вот именно.
– Пойдем со мною, Андрей Васильевич, – попытался обнять Зверева князь Шаховской. – Дабы обид меж нами не осталось, посидим вместе за чаркою, попируем, о делах былых и будущих поговорим.
– Не могу, князь. Жена у меня дома. Любимая. Меня из постели прямо под стражу загребли. Что она сейчас думает? Изведется ведь вся.
– А, Петр Ильич? – усмехнулся Иоанн. – Ты видишь, к кому его мысли во первую очередь обращены. Не к чужой супружнице – к своей. Иван Юрьевич, боярин, отправь друга своего домой на почтовых. За казенный счет. Супруге своей от меня кланяйся, Андрей Васильевич. Поправляйся. Но и о том, что на весну задумал, тоже не забывай. Дело это оставляю на тебе.
Война магов
Часть первая
Казанская присяга
Плавучий город
Долина зачерпнула полный корец холодного пенистого кваса, сделала несколько глотков. Ее обычно спрятанные под кокошником волосы ныне змеились русыми потоками по спине и плечам, капли на зарумянившемся теле сверкали в свете свечей тысячами алмазов, от кожи волнами раскатывался горячий запах крапивы и черемухи. Княгиня покачала ковшик перед лицом, сделала еще глоток и решительно опрокинула остатки напитка на камни. Послышалось злобное шипение, баню тут же заволокло сизым паром, и густой хлебный дух перешиб все прочие запахи. Жар стал невыносимым, добрался до самого нутра, до мозга костей, до сердцевины каждой клеточки тела, покрывшегося крупными капельками пота.
– По-оберегись! – Андрей спрыгнул с верхнего полка, промчался мимо жены, толкнул дверь в предбанник наружу, прыгнул на рогожку, пронесся вниз по ледяной горке и шумно врезался в прорубь, с головой уйдя в темную февральскую воду. Темную – но не студеную. Распаренное, перегретое до нестерпимости тело напрочь отказывалось ощущать холод.
Князь Сакульский нырнул несколько раз, потом лег на спину, раскинул руки, почти касаясь ими кромок льда, и замер, паря на границе двух миров, вглядываясь в бездонное звездное небо. Тут вдруг кончик носа что-то осторожно кольнуло. Андрей встрепенулся, в два гребка добрался до сходней, выскочил на берег и побежал по лестнице наверх, отлично зная, что сейчас случится. И точно – уже на середине лестницы мороз, словно спохватившись, вцепился острыми зубами в его уши, наждачкой скребанул по спине и животу, заставил остекленеть кончики волос, защипал плечи, ноги, начал липнуть к пяткам – но Зверев уже влетел в приоткрытую створку, захлопнул ее, проскочил предбанник, с разбегу прыгнул на верхний полок и взмолился:
– Квасу давай, чаровница моя ненаглядная!!!
Княгиня вновь плеснула на камни. Клубы пара взметнулись к потолку, разгоняя острые когти мороза и возвращая телу живительное тепло.
– Криотерапи-и-ия… – блаженно прошептал князь.
– Совсем ты не бережешь себя, батюшка наш, – покачала головой женщина. – Как же ж можно, с жару-то да на мороз? Баловство сие есть бесовское. Веселие от лукавого.
– Не батюшка, Поля, – свесившись с полка, поймал ее за плечо Андрей. Привлек к себе, крепко поцеловал в губы. – Не батюшка, а суженый твой, на роду написанный, Богом сюда присланный и с тобой обвенчанный. Муж твой единственный, любящий и дня одного без тебя не мыслящий…
– Как ты молвишь слова сии зазорные, князь? – Полина, даром что румяная от жара, зарделась еще сильнее. – Срамно…
– Чего тут стыдного, любимая? – засмеялся Андрей. – Чай не девке дворовой слова такие шепчу, а жене своей законной, пред Богом венчанной, пред людьми супругой названной. Как же сердца своего красавице желанной не открыть?
– Идти надобно, сокол, – все равно засмущалась воспитанная по монастырским канонам княгиня. – Полночь скоро, бесовское время. Заявятся банщики с домовыми, овинными и лешими, вусмерть упарят.
– Как же придут? Мы же
