– Я назвал эти деревянные передвижные укрытия танками, – скромно поправил Зверев и потянулся к ломтям жирной ветчины: желудок промаслить, пока водка не вся всосалась.
– Таким смешным способом токмо в дикой и нищей Европе воевать можно, други мои, – самодовольно поведал боярин Выродков. – Европа воюет пешком, а потому даже столь простое препятствие, как гуляй-город, вами описанный, вынуждает их становиться в долгую осаду. Арабов же сими поделками не возьмешь. Араб воюет с седла, араб стремителен и ловок. Араб привык обходить, запутывать, появляться неведомо откуда и неизвестно когда. Он обогнет ваши стены, он нанесет удар вам в спину, он обойдет вас по другим дорогам и захватит ваши веси, пока вы ждете его для битвы в ином конце земли.
– Важно не оружие, Иван Григорьевич, а то, как им пользоваться умеешь, – обиделся Зверев. – Коли в открытой и бескрайней степи я свой гуляй-город возле колодца поставлю – как твои арабы его обойдут? Полезут на стены, как миленькие. Под пули и на рогатины. А коли просто по холмикам их развезти – так только дурак на штурм полезет, это же понятно.
– А, – почему-то обрадовался Воротынский. – Что теперь скажешь, друг мой?
– Скажу, особое внимание османы уделяют своим пушкам. В литье оных достигли они беспримерного искусства и при мне вкапывали возле пролива столь огромные тюфяки, что в стволе два человека укладывались спать и даже не теснились. Каменные ядра из них перелетят Босфор с берега на берег и уничтожат любой флот, что попытается войти в Эвксинское море. Османы обматывают свои ядра пенькой, чтобы те плотнее сидели в стволах, и стреляют изумительно точно.
– Каменные ядра – вчерашний день, – опять вступил в спор Андрей. – Чугунные ядра намного тяжелее, при том же размере летят дальше и причиняют больший урон.
– Османские стрелки используют свинец. Он еще тяжелее и дальше летит.
– А чугун прочнее! От него разрушения сильнее!
– Давайте выпьем за розмыслов! – перебил обоих, излишне подвыпивших, собеседников хозяин дома. – За тех, кто делает рати наши сильнее, а крепости врагов обращает в развалины.
– За розмыслов, – согласились оба.
– Иван Григорьевич не просто так за море плавал, – осушив кубок, пояснил Воротынский. – Он науки новые проведал: кто, где и как ныне воюет. И семи познаниями, надеюсь, поможет нам ворога бить крепко. Так, чтобы не поднялся.
– Кстати, Михаил Иванович, – Зверев моментально вспомнил про сидевший в памяти, как заноза, вопрос, – отчего Москва до сих пор Казань не воюет? Ведь грабежи татарские уже, почитай, больше ста лет длятся. И никто их пресечь не пытается.
– А кому это надо? – неожиданно расхохотался Воротынский. – Кто же станет резать курицу, что яйца золотые несет?
– Что я сказал смешного, князь?! – обиделся Андрей. – Объяснись!
– Не обижайся, друг мой, – погасил свой смех хозяин дома. – Ответь сперва, видел ли ты, чтобы новгородский, тверской али нижегородский посадник бояр московских за просто так шубами и конями одаривал? Нет? А казанцы дары отсыпают, да еще какие! Ныне Дума заместо Шиг-Алея решила на ханство Камай Хусаина посадить. Так первый мошну развязал, дабы на свою сторону знатных людей направить, и второй то же самое делает. Веришь, будто золото, что для татар из казны отсыпано, за Волгу уедет? Да нет же, здесь все до полтины останется! Царь казанцев покупает, а они – князей московских. Каждый норовит на свою сторону перетянуть, дабы в Думе за них вступились. А теперь подумай, что будет, коли государь Казань к ногтю прижмет да наместника своего в ней поставит? Что? Откель тогда подарки, зачем? Что за польза мурзе или хану бояр к себе привлекать, коли все едино государь кого-то русского на воеводство пришлет? Конец воле казанской – конец и подаркам от татар в Москве.
Князь Сакульский нахмурился, переваривая услышанное. Передернул плечами:
– Но они же порубежье наше грабят! Каждый год, каждое лето. Деревни жгут, людей в рабство угоняют.
– Московские бояре от муромских земель далеко, – пожал плечами Воротынский. – Опять же кто убыток от набега понес – из казны возмещение. Кого из служилых в полон взяли – казна выкупает. От такой жизни токмо смердам муромским да рабам татарским плохо. Остальным – хорошо.
– Проклятие! – хлопнул Зверев кулаком по богато убранному столу.
– Это верно, – кивнул Воротынский. – Нравы московские тяжелы. Душат они вольного человека. Разве дело это, коли смерды простые пред судом и государем права равные с древними боярскими родами имеют, коли бросать своих господ в любой год могут или детей своих в города али иные земли отсылать по прихоти своей способны, имения безлюдя? Разве дело это, коли с людьми ратными, живот свой за отчину кладущими, простые смерды равняются? Они ведь, крестьяне безродные, никакого иного дела, окромя приплода и урожая, не дают, умом и пользой от коров и лошадей не отличны. Так почему бояре родовитые с ними равняться должны, прихотям их угождать? Отчего достаток наш, княжеский, от потакания смердам зависит? Во всем честном мире крестьяне от рождения к земле господской привязаны и суду дворянскому, а не общему подчинены. Почему же у нас, на Руси порядки иные насаждаются? Вольный боярин и послушный ему смерд – вот закон, ведущий все страны к силе и процветанию!
Андрей мгновенно протрезвел. Он хорошо помнил, где и когда услышал эти слова в первый раз. Вряд ли умудренный опытом князь повторял слова пятнадцатилетнего мальчишки. Скорее наоборот: молодой Владимир Андреевич услышал их от взрослого друга. Значит… Значит, Михайло Воротынский – один из главных заговорщиков, организатор покушения? И, может быть, не одного? Его друг князь Воротынский… Заговорщики потихоньку вербуют сторонников, и Михаил Иванович нашел удобный момент, чтобы прощупать умонастроения еще одного нужного человека.
– Русская земля – святая, – медленно, но четко ответил князь Сакульский. – Она не может рождать рабов. Лучше я назову сына своего крепостного равным себе, нежели позволю лишить свою Отчизну ее древней привилегии. Мы все кладем животы за святую Русь, и таковой она должна оставаться всегда.
– Славно сказано, Михайло Иванович! – тряхнул головой Выродков. – Я хочу выпить за друга твоего, князя Андрея, и за его истинную веру! Слава!
Хозяин дома спокойно наполнил кубки, мужчины выпили.
«И что теперь делать? – сохраняя улыбку на лице, мучился в отчаянии Зверев. – Выдать Воротынского в Разбойный приказ? Человека, что первый похвалил его воинскую смекалку, взял под свое покровительство, поручился за него перед царем, требуя для юнца боярского звания? Или смолчать – и покрыть молчанием предателя?».
Он дождался, пока хозяин нальет еще, выпил – но
