Война в Югославии разламывала сознание Ельцина. С одной стороны, он все еще цеплялся за иллюзию «партнерских отношений» с Западом. С другой стороны было ясно, что налицо ситуация, когда он не может поддержать США и НАТО, что страна ждет от него другого, что он не может вести себя так, будто дает американцам карт-бланш. Но «другое» совершил не он, а Евгений Примаков, занимавший тогда пост премьер-министра.
Речь о развороте Примакова над Атлантикой. 24 марта 1999 года российский премьер вылетел в США на встречу с вице-президентом Альбертом Гором. Как вторые лица в своих странах, они возглавляли комиссию «Примаков — Гор» (до этого работала комиссия «Гор — Черномырдин»), занимавшуюся развитием двусторонних отношений. Но когда Примаков узнал, что США начали войну с Югославией — а это случилось утром того же дня 24 марта, он связался с Гором с борта своего самолета и спросил, что происходит. Гор ответил: «Евгений, ты приезжай, мы все обсудим». Но Примаков ответил: «Нет, Альберт, в такой ситуации я ехать не могу и отменяю свой визит». Примаков отдал приказ развернуть самолет и после этого позвонил Ельцину. Как бы тот повел себя, если бы Примаков сначала спросил у него разрешения на срыв визита, — об этом можно сейчас только гадать. Но когда Примаков поставил перед фактом Ельцина, сообщив, что уже принял решение отменить визит из-за начатых США и НАТО военных действий против Югославии, президент лишь немного помолчал и сказал: «Хорошо. А бензина у вас хватит?» На что Примаков ответил: «Бензина — хватит!»
Ельцину хватило политического чутья, чтобы понять: в создавшейся ситуации он не должен противостоять такому демаршу. Хотя сам он, скорее всего, поступил бы иначе, что и подтвердил позже своей поездкой в Кельн на саммит «большой восьмерки» после капитуляции Югославии.
Второй исключительно важный эпизод того периода — марш-бросок российского батальона ВДВ на Приштину, столицу Косово, в ночь с 11 на 12 июня 1999 года. К тому времени натовская военная операция уже закончилась и обсуждалось, как страны, которые принимают участие в югославском урегулировании, получат под свой военный контроль секторы на территории Югославии. России такой сектор страны НАТО давать не хотели, наша дипломатия была бессильна. И тогда российские военные взяли дело в свои руки.
Наш батальон входил в международный миротворческий контингент и находился в Боснии и Герцеговине. Это была молниеносная ночная операция. Утром американцы, англичане и другие натовцы обнаружили, что российские войска взяли под контроль приштинский аэродром «Слатина» — тот самый, куда собирался передислоцироваться миротворческий контингент НАТО, и единственный в Косово, способный принимать тяжелые военно-транспортные самолеты.
И вновь решение принимал не Ельцин. Изложенная в ряде источников версия, будто Ельцин изначально был в курсе операции и чуть ли не сам отдал приказ о ее проведении, не соответствует действительности. Решение принимала группа военных, прежде всего в руководстве ВВС: оно было принято с ведома и согласия тогдашнего министра обороны маршала Игоря Сергеева, при активном и даже решающем участии генерал-полковника Леонида Ивашова, а также генерала Виктора Заварзина, который принял командование батальоном после марш-броска от его командира генерала Николая Игнатова. Таким образом, это было решение военных, которые, видя бездействие высшего руководства страны — или его неспособность действовать в силу плохого состояния здоровья, а также нездоровой атмосферы в Кремле — на своей страх и риск предприняли самостоятельный шаг, направленный на укрепление международных позиций Российской Федерации.
Тогда мы оказались буквально на грани войны с США. Командующий силами НАТО в Европе американский генерал Уэсли Кларк (кстати, патологический русофоб) заявил, что НАТО должна ответить на эту несогласованную с альянсом военную акцию. Были свидетельства, что он отдал британскому командованию — именно британский контингент НАТО должен был приземлиться в «Статине» — приказ отбить у русских аэродром.
Но в альянсе произошел раскол. Британский генерал Майкл Джексон, который руководил натовской группировкой на Балканах, получив приказ от Кларка, парировал, что не позволит своим солдатам развязать «третью мировую» войну. В итоге НАТО пришлось смириться с итогом российского марш-броска в надежде, что позже, на дипломатическом уровне, удастся все отыграть обратно. Что и произошло.
Хотя министр обороны маршал Сергеев получил на «одновременный ввод» войск России и НАТО в Косово общее согласие президента, Ельцин не был в курсе ночной операции. Его фактически поставили перед фактом, сообщив о марш-броске только утром 12 июня, когда наш батальон уже занял позиции в «Слатине». Ему ничего не оставалось, как поддержать наших военных. Кстати, Ельцин увидел здесь повод уязвить Клинтона. «Наконец-то мы показали этому выскочке Клинтону, на что мы способны», — сказал он маршалу Сергееву. Но не он был инициатором этой операции, пусть и рискованной, но нацеленной на укрепление наших позиций перед дальнейшей борьбой с Западом вокруг югославского урегулирования.
Ельцин придерживался иной стратегии. Предшественника Примакова на премьерскому посту Виктора Черномырдина Ельцин назначил в апреле 1999-го, после начала бомбардировок НАТО сербских городов, спецпредставителем по урегулированию кризиса в Югославии. Черномырдин не пошел по пути Примакова. Напротив, экс-премьер выбрал, по сути, тактику смыкания с позицией западных стран. Возможно, из собственных расчетов, но, возможно, на это его нацелил сам Ельцин, исходя из той логики, что в конце концов югославский кризис будет преодолен, а России не стоит из-за Сербии ссориться с западными странами. Здесь надо еще раз подчеркнуть большую внутреннюю слабость Ельцина как руководителя страны — Запад он по-прежнему рассматривал как одну из гарантий сохранения своих позиций и собственной безопасности.
Интересные характеристики главным действующим лицам с российской стороны дает Строб Талботт, бывший в то время заместителем госсекретаря США, занимавшийся югославским кризисом. В своей книге «Знаток России» (The Russia hand), вышедшей в 2002 году в Нью-Йорке, Талботт пишет: «Из лидеров бывших советских республик наиболее активно в поддержку операции НАТО выступал Эдуард Шеварнадзе, президент Грузии». По словам Талботта, вскоре после начала военных действий Шеварнадзе встретился с Черномырдиным в Тбилиси. «Черномырдин, — продолжает Талботт, — сказал ему, что Ельцин ненавидит Милошевича и считает его более виновным, чем США, в кризисе, который поставил под угрозу отношения России с Западом. Черномырдин также подтвердил недовольство Ельцина Примаковым, в особенности за его решение развернуть самолет над Атлантикой». Талботт также свидетельствует: «Шеварнадзе посоветовал нам сделать все возможное, с тем чтобы помочь Черномырдину в его миссии». Трудно, на мой взгляд, дать более красноречивые характеристики.
Как спецпредставитель по югославскому урегулированию,
