На юбилейном вечере Олега Табакова в МХТ им. А. П. Чехова. 2015 год
Олег Табаков с женой Мариной Зудиной, дочерью Марией, сыновьями Антоном и Павлом. 2015 год
В защиту спектакля также высказался председатель Союза театральных деятелей России Александр Калягин. Поддержку режиссеру Тимофею Кулябину выразил также народный артист России, худрук Театра Наций Евгений Миронов, подчеркнувший, что «все споры о театральных спектаклях должны вестись исключительно в свободной атмосфере общественной дискуссии, а не в судах».
Отметим, что «Тангейзер» — это не единственный спектакль Тимофея Кулибина. До этого был «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. Что это была за постановка, читаем у В. Андрейченко:
«…Не будем долго говорить о "сложносочиненном спектакле" достаточно того, что начинается он половым актом между Онегиным и некой дамой (повторяют его не раз, как не раз меняются дамы). Есть еще и слайд-шоу, где показывают Ольгины прелести, а "корчи, стоны, кружения и опрокинутые стулья превращают Татьяну в ведьму" и т. д. Да и что вы хотите от режиссера, говорящего нам следующее: "Я работаю только для молодежи. У нее нет авторитетов. Им в принципе всё равно, великое произведение "Евгений Онегин" или нет, можно над ним надругаться или нет. Их не будет задевать половой акт на сцене — у них нет комплексов". Вот только почему-то в афише театра забыли написать, что спектакль предназначен ТОЛЬКО "для молодых людей, у которых нет комплексов".
Зачем Кулябину нужна свобода? Послушаем его самого. Он признавался, что о магистральных темах своего творчества он "не думает". "Пиковая дама" "Онегин" — это, по его словам, спектакли "о бессмысленности жизни как таковой, о пустоте. О том, что смысла нет ни в обществе, ни в борьбе с ним. "Онегин", наверное, самый личный мой спектакль". Как-то странно несколько миллионов рублей выкладывать из федерального бюджета за "пустоту" и за свободу такой интерпретации классики. Все-таки для такого типа свободы требуется частный театр и личные средства…»
Как видим, Тимофей Кулябин из той же плеяды ПРОВОКАТИВНЫХ режиссеров, что и Константин Богомолов, Кирилл Серебренников и иже с ними. Поэтому неудивительно, что Олег Табаков встал на его защиту, прикрывшись словами о СВОБОДЕ ТВОРЧЕСТВА. Вот он заявляет: «Нельзя бить искусство по рукам». Но если это искусство РАСТЛЕВАЕТ людей, будит в них НИЗМЕННЫЕ инстинкты? Неужели надо стоять в стороне и бесстрастно взирать на это? Табаков и здесь находит что сказать: «Надо вести диалог, дискуссию, убеждать, спорить, совестить в конце концов». То есть предлагает РАСТЛИТЕЛЮ грозить пальчиком, увещевать его: «Э-э, как нехорошо поступаешь, любезный». И действительно, какой смысл бороться с этим, если, согласно кулябиным, «жизнь бессмысленна и смысла нет ни в обществе, ни в борьбе с ним». Мораль растоптана и поругана, светлые идеалы пущены в распыл, высоких принципов не осталось. Но, как видим, всегда найдутся люди, которые будут ВОССТАВАТЬ против такого подхода. Россия была и будет страной КОНСЕРВАТИВНОЙ, чего либералы никогда не понимали (и не принимали) ни в царские времена, ни в советские, ни в постсоветские.
Но вернемся к «Тангейзеру», который неслучайно появился на свет вскоре после «Евгения Онегина». Поругатель увидел, что никто ему не дает по рукам, и продолжил свои ПРОВОКАТИВНЫЕ эксперименты. Тем более зная, что в столице у него наверняка найдутся высокие покровители. И снова читаем размышления В. Андрейченко:
«"Кто смотрит на зло без отвращения, тот скоро будет смотреть на него с удовольствием" (древний православный святой Василий Великий)…
В сущности, "дело Тангейзера" выявило со всей очевидностью, что под лозунгами свободы творчества идет одновременно и борьба с государством Российским как с историко-культурным и цивилизационным феноменом. "Виноватое государство" с начала 90-х должно все время оправдываться перед узурпаторами свободы и стоять перед ними навытяжку. А оно вдруг теперь "огрызается": то заявляет, что намерено проводить государственную культурную политику то Крым присоединяет, то Валентина Распутина провожает в жизнь вечную как великого русского писателя…
Все театральные деятели столицы, входящие в разные высокие Советы, выступили дружно с защитой, руководствуясь статьей Конституции о "свободе литературного и художественного творчества". Заметим, что наши доблестные СМИ в массе своей давали возможность высказаться именно защитникам свободы, при этом постоянно подчеркивали, что митрополит Тихон, подавший иск, спектакля не видел, но заранее "прощали" деятелей театра, которые ринулись защищать спектакль, тоже его не видя. Однако если не важно, видели ли О. Табаков и А. Калягин спектакль, то это значит, что дело несколько в ином, а отнюдь не только в самом спектакле. Созданное "театральной монополией" общественное мнение по делу Тангейзера было таким: православные активисты — это радикалы и мракобесы, они не способны понимать законов художественного творчества и совершенно не ценят свобод. Если белоленточники выходят на площадь — это проявление гражданской активности, а если православные — это проявление мракобесия. Сторонники европейских демократических идеалов обращение своих сограждан в суд воспринимают со странной болезненностью, вступающей в противоречие с их же постоянным упованием на закон как гарантию демократических прав и свобод.
Новосибирское, а позже и московское христианское сообщество вдруг оказалось граждански активным, да к тому же обладает четким пониманием личного этического пространства. И оно не захотело терпеть того, что режиссер Кулябин дописал историю земной жизни Христа, поместив его в грот Венеры — грот греха и страсти. Христос — Единый безгрешный, и потому Он — Спаситель. Корректировочку Евангелия новосибирцы не захотели принимать как креативчик, ибо для них Христос — Сын Бога Живаго. Как не захотели видеть на сцене поваленный крест (уж больно напоминал он украинский крестоповал, чрезвычайной болью отзывающийся в сердце), как возмутились гаденьким постером, на 28 секунд появляющимся в спектакле и являющимся, по замыслу режиссера Кулябина, квинтэссенцией фильма режиссера Тангейзера (симулякр от симулякра, так сказать), где Господь наш расположен в оскорбительном месте (а вторая, в том же мерзком духе, креативная картинка была напечатана на программке к спектаклю).
Образ Христа в опере может быть объяснен только с одной позиции: провокативного жеста. Никто из критиков, даже слишком преданных Кулябину, не взялись доказывать обязательность появления Христа на сцене. Профессионализм, как ни крути, — это нечто должное, это строгое сцепление замысла и его воплощения. В
