— На труп! — слышу приказ.
С сотрудниками комендатуры садимся в машину. Мчимся в центр. А там бурление — весь город забит митингующими, погромщиками. В основном молодняк — эдакие навальянята с местным акцентом и колюще-режущими предметами. Глаза безумные. С транспарантами. Все чего-то орут. Палки и камни у многих. Там и огнестрельное оружие было. И все куда-то целенаправленно двигаются.
Едим по центру. И на выезде на улицу Шмидта наш военный зелёненький уазик с красной звездой на весь борт чуть ли не впиливается в такую вот толпу.
— Направо! — кричу.
Водитель наддаёт газу, и мы проскакиваем перед толпой, едва не сбивая кого-то. Впритирку. Вслед нам несутся обезьяньи визги.
В центре — типичный бакинский дворик. Перед ним две БМД, «таблетка» — военная санитарная машина, десантники стоят. А через улицу толпа ублюдков с палками и камнями зарятся на нас как-то зло и жадно, но приблизиться боятся.
Заходим в комнату. Там скрюченный труп седого мужчины лет пятидесяти. Вокруг родственники — женщины орут.
— Билет у нас на сегодня был. Ехать должны были. Они зашли! Говорят — покажи паспорт, что ты не армянин! А там и написано, что он армянин! Вот они его до смерти и забили!
Протокол составляет гражданский следователь. Сморим, чего он наработал.
Когда носилки с телом заталкивают в машину, обезумевшая взрослая дочь бедняги бросается вперёд и вцепляется в носилки. От её жуткого крика мороз по коже.
Не успел вернуться в контору, как новый выезд — десантники покрошили толпу.
Картина такая. По проспекту валит толпа в три тысячи человек — намерены громить нефтезавод, который, вот же работяги-гады, не присоединился к забастовке. Радостно визжит молодняк, красуются идиоты с камнями и ружьями. Толпе пытается преградить путь жиденькая цепочка безоружных курсантов. И понятно, что будет взаимная бойня, заслон сомнут.
И тут появляется колонна БМД, десантники на броне. Десантные части в Баку вводили те, что из Афгана выводили. И они как-то не были сильно озабочены мыслями о гуманизме, ценности жизни и здоровья врагов, пусть и из гражданского населения. Это вам не ВВ.
Газаватчкики орут:
— Не пройдёте!
Наиболее активные начинают ложиться на асфальт — как лежачие полицейские, с криками:
— Давите!
А у афганцев» боевая задача прибыть к месту дислокации. И им до фонаря, кто на асфальте лежит. Мы его туда не клали.
Инстинкт самосохранения победил. Идиоты малолетние выскакивают чуть ли не из-под гусениц. А потом начинают швырять в солдат на броне палки, камни. Да ещё добавили два выстрела из мелкашки.
Ну десантники и охолонили их слегонца — дали очередь по толпе. Кого-то ранили, один труп.
Я еду в прокуратуру Наримановского района и допрашиваю очевидца-азербайджанца. Такой лапочка правопослушный передо мной. На голубом глазу вещает, как всего-то хотел помитинговать на площади Ленина, но та оказалась закрыта. Потом случайно попал в толпу, которая всего-то шла завод громить. Затем понаехали военные и стали стрелять. И такая невинность на лице написана.
И прокурорские, менты, вместе с которыми я его допрашивал, так согласно кивают — мол, мальчик хороший, правду глаголет, так все и было. И я понял, что местные, в погонах или нет, на нас злы и считают, что они правы, что армян надо из Баку выкидывать, пусть и их хладные тела. И ещё понял, что процессы пошли необратимые.
Наш старший следак тогда это дело в производство принял. Ну, чтобы потом прекратить и создать ощущение законности и порядка. Приезжает со вскрытия весь бледный. У судебно-медицинского морга весь аул собрался. За руки его цепляют, орут истошно:
— Сволочь! Пюлю пришёл вытаскивать! Пюлю!
В смысле пулю пришёл извлекать. Чуть массовыми беспорядками не закончилось…
А тот проклятый день продолжается. На улицах погромы — бьют стариков, женщин, заподозренных в расовой нечистоте. Обкуренные щенки будто с цепи сорвались. Им сегодня дозволено все. У них, стервецов, газават сегодня. Праздник непослушания. Бей взрослых. Бей армян. Бей хоть кого-то!
— Боже мой, как же она кричала! Как кричала! — на следующий день плачет наша секретарша, которая стала свидетельницей избиения девушки-армянки полусотней напрочь отмороженных молодчиков с зелёными повязками.
Местные органы тогда работали безобразно. Или самоустранились, или вообще смотрели в сторону «народа». Подполковник Ефременко — наш военный судмедэксперт — был на всех вскрытиях убиенных. По тому армянину, на труп которого выезжали, местный эксперт ничтоже сумняще пишет:
— Умер от сердечного приступа…
В Баку особое положение
В тот самый бесконечный ноябрьский день 1988 года будто нарыв лопнул. Выплеснулось озлобление, страх. А потом армия и ВВ заработали по-настоящему. И насилие стало спадать. Все же не хухры-мухры, а район ОП.
У меня до сих пор где-то пропуск лежит — разрешено передвижение в тёмное время суток — в комендантский час, с двадцати двух до пяти часов. Есть пропуск — идёшь спокойно. Нет пропуска — тебя задерживают, досматривают, и до утра в кинотеатр — их использовали как обезьянники. Да оно и понятно — кино-то крутить запретили.
Запретили митинги, собрания, демонстрации, кульмассовые мероприятия. Испытанное древнее правило — больше трёх не собираться.
Транспорт ходил неважно, многие автобусы и такси передали в распоряжение военных комендатур. И однажды бойцы ВВ разогнали дубинками остановку — люди долго ждали автобуса и были приняты за злобных повстанцев.
Винные магазины закрыты. Я тогда постоянно мотался в Тбилиси, и стандартно по заказам товарищей тащил оттуда ящик вина и ящик лимонной водки. Иначе не выжить.
Правда, был ещё спекулянтский
