— Не надо, не открывай, — пожав плечами, сказала Марфуша и что-то пробормотала еще себе по нос.
— Мы тебе вона сколько червонцев принесли! — продолжала уговаривать ее Марковна, показывая мешочек с туго набитыми золотыми. — Давай, что ли, снадобье! Ведь готово?
— Готово давно! — И ворожея достала с полки склянку со светлой, почти прозрачной жидкостью. — Дашь… кому там занадобится, два раза в холодном медку… и конец!
Она протянула одну руку со склянкой, а другой взяла деньги. Тоже сделала и Марковна.
Елена Дмитриевна стояла ни жива, ни мертва и хотела только поскорее уйти из этой душной, низенькой избенки.
— Прощай, боярыня! — проговорила ворожея, сделав ударение на последнем слове, и, посмотрев прямо в глаза Елене, странно усмехнулась. — Вспомни когда-либо колдунью Марфушку…
Но Елена не дослушала и кинулась вон из избы; следом за нею заковыляла и Марковна. Боярыне с перепугу даже послышался адский смех, разнесшийся вдруг по пустынным улицам. Она глухо вскрикнула и припала к плечу своей водительницы…
— Мамушка, ты слышишь? Смеется! — шептала она дрожа.
— Бог с тобою, дитятко! — успокаивала ее Марковна. — Ишь, перепугалась! Никто не смеется, это тебе попритчилось.
Как они вернулись домой, боярыня совершенно не помнила. Ей еще долго мерещилась женщина у котелка, ее черные, пронизывающие глаза и глядевшая из них страшная насмешка…
Она спросила Марковну, почему ворожея назвала ее боярыней. Та, проникнутая верой в волшебную силу и чародейное знание ворожеи, не колеблясь, ответила:
— А как ей не знать, кто перед нею? Чай, на то она и ворожея.
В первую минуту Елена содрогнулась от этих слов, но потом скептически решила, что это вздор; ворожея вовсе не узнала ее, а просто сказала наобум. А может, перстень заметила на пальце? Да и в ворожбу, и в чары Хитрово как-то нетвердо верила. Просто это обыкновенная отравительница, которая за червонцы готова кому угодно продать смертельное зелье. С зельем Елена Дмитриевна тоже долго не знала что делать, боясь употребить его на то, на что оно было годно, но и не имея сил уничтожить его.
Так длилось, пока она не встретила Пронского— пока не полюбила его и не отдалась ему.
Муж узнал или заподозрил это и стал обращаться с ней крайне круто, мучая ее постоянным недоверием и ревностью, и стал еще лютее. Еще горше стало житься молодой боярыне, и однажды, подстрекаемая нянькой и самим Пронским, она вылила все зелье в кружку с медом и подала ее мужу после возвращения его из бани.
Боярин Хитрово, хотя и был очень подозрителен, но выпил отраву, не заподозрив жены, потому что зелье было совершенно безвкусно и мед даже цвета своего не сменил, а через день боярыня была уже вдовой. Родственники мужа стали было поговаривать кое о чем и пускать о ней недобрые слухи, но открыто говорить побоялись; тем дело и кончилось.
И думала Елена Дмитриевна, что больше эта история никогда уже не всплывет. С годами она стала забывать свой грех, служа по покойному мужу панихиды и положив в монастыри на помин его души вечный вклад. И вдруг опять его смерть встала перед ней грозным призраком и потребовала отмщения.
Но теперь боярыня была постарше, поумнее, жизнь сделала ее не такой доверчивой, и она не очень-то верила нынче в призраков.
«Надо самой пойти к Марфушке; прятаться теперь нечего… Если узнает она, так и скажу: что, мол, тебе милее— костер или жизнь? Если жизнь— отправлю ее куда-либо подальше, схороню от Бориса, а там полячку потихоньку освобожу и уж тогда за дочку князя примусь. Кстати, у меня и с Черкасским кое-какие счеты есть!»
Решив так, боярыня бодро захлопала в ладоши.
Явилась сенная девушка.
— Огня скорей! — приказала Хитрово.
Девушка исполнила приказание.
— А что же, Аннушка?..
— Она еще раз ходила туда… к грузинам.
— Зачем? — тревожно спросила боярыня.
— Князь Джавахов был в первый раз-то…
— Что? — обернулась к девушке пораженная боярыня. — Был здесь, когда?
— В сумерках… пришел, постучался в горницу и скоро так повернулся и ушел из сеней.
— Отчего же ты мне, мерзкая, не сказала?
Девушка задрожала, как лист, а затем ответила:
— Ты, боярыня, не приказывала входить… когда у тебя гости.
— Я тебя за медом слала? — спросила Елена Дмитриевна.
— Меня.
— Отчего же не вернулась?
— Боярыня, ты серчала… князь тоже…
— Ты подслушивала? — вся вспыхнув, подступила к растерявшейся сенной девушке боярыня.
— Богом клянусь… — падая на колени, произнесла несчастная, предвидевшая уже свою участь.
Елена Дмитриевна хлопнула в ладоши и велела появившейся девушке позвать ключницу Марковну.
— Боярыня! — завопила девушка. — Ни словечка я не слыхала!
Она знала, что означало приказание позвать ключницу, эту старую ведьму Марковну. Ее немедленно, не дав ни с кем повидаться и попрощаться, отошлют в дальнюю деревню, в какую-нибудь далекую губернию. Горькие, неудержимые слезы потекли по лицу несчастной девушки; она ползала на коленях за боярыней, ловя край ее сарафана и умоляя о пощаде. Но в душе она сознавала, что ее мольбы напрасны, что суровая и беспощадная к проступкам дворни боярыня не простит и что все равно ее судьба решена; если бы она вошла с медом, ее наказали бы за это; а не вошла — ее ждало изгнание, и никакие клятвы в том, что она ничего не слышала, не подействовали бы.
Вошла Марковна. Это была высокого роста сумрачная старуха, с сухим, неприветливым лицом и бегающими, холодными глазами. Она обожала свою боярыню, которую вскормила грудью, но, кроме нее, никого на свете не любила, да и ее не долюбливала и боялась вся дворня.
— Звать изволила, боярыня-матушка? — войдя спросила Марковна. — Аль Агашка чем провинилась?
— Сейчас же сошли ее с нарочным в Тополевку, — приказала Елена Дмитриевна.
Агаша завопила пуще прежнего, цепляясь за руки ключницы.
— Марковна, голубушка, родная!.. Умилостивь боярыню, Богом клянусь, не виновата, — сквозь рыдания говорила девушка.
— Коли боярыня наказует, значит, виновата, — наставительно произнесла Марковна. — Ну, вставай, нечего валяться…
— Матушка-боярыня… Марковна, Бога в тебе нет! — кричала девушка. — Не слышала я, словечка не слышала!
— Пойдем, пойдем, тебе говорят! Боярыни не умолишь.
— Так будь же ты проклята! — в отчаянном исступлении вдруг крикнула Агаша, вскакивая с колен и выпрямляясь во весь рост. — Не знать тебе счастья.
Но дальше договорить ей не удалось, Марковна поволокла ее и вытолкала в дверь.
На Елену Дмитриевну произвела тяжелое впечатление сцена с Агашей. Проклятие девушки вдруг больно отозвалось у нее в сердце, так как, несмотря на весь свой ум и
