– Без обид, Гаврила, сейчас не могу, – сказал я, – дела еще есть. Потом… на тренировку надо еще. Давай вечером. Часиков в шесть, ага?
Специально ему завернул про тренировку. В качестве дополнительного мотиватора. Схватит наживку?
– А где вы тренируетесь?
Схватил! Неужели я прав?
– Та когда где! В основном на природе. Было дело, тренировались… в Инкермане. Сейчас часто бываем на Фиоленте, в Казачке, сегодня, скорей всего, будем заниматься… на Херсонесе. Заодно и скупнемся там. Как Учитель решит…
Я выразительно глянул на Гаврилу.
Ну! Давай! Задай этот вопрос! Не нервируй ребенка.
– А как звать учителя-то?
Есть!
Причем спросил так, как бы между прочим. Мол, я-то знаю, но ты напомни…
– Извини, Гаврила. Не могу сказать. Правила у нас такие.
У рыбаков это называется «подсечь добычу». Так, чтобы острый крючок надежнее зацепился за несчастную рыбью губу.
А нехрен раскатывать!
– Лады, Витек. Давай в шесть. Знаешь ведь, куда приходить?
– В «Искринку»?… Ой… В «Приморский»-то? Знаю. Я же говорил.
– Ну, давай пять.
– Бывай, Гаврила. Слушай, а ты никогда почтальоном не служил?
– Ха-ха! А что, так заметно?
– Забей.
– Нормуль! До вечера… Ляпис-Трубецкой.
Начитанный, зараза!
Глава 16
«День простоять да ночь продержаться»
Иногда я так сживаюсь со своим гримом, что напрочь про него забываю.
Полина ошарашенно хлопала глазами и непроизвольно пятилась назад от незнакомого рыжего хулигана, который бесцеремонно подкрался сзади и якобы дружески хлопнул по худющей девчачьей спине. Ну, может быть, чуть сильнее, чем надо было…
Блин. Напугал девчонку.
– Стой-стой-стой. Полина, не пугайся, это я, Витя.
– Ты?
– Я просто… в кружок хожу… театральный. Грим забыл смыть после репетиции. Гляди. Видишь, конопушки оттираются?
– Придурок.
Что мне импонирует в этой девочке – так это способность емко и всесторонне оценивать окружающую действительность. И аргументированно облекать свою исчерпывающую оценку хоть и в лаконичные, но достаточно весомые определения.
– Согласен – придурок. Хуже даже. Извини, что напугал. К тебе можно зайти, умыться?
– У тебя что, во рту вата?
– Угу.
– Какая гадость! Можно, умойся ради бога. Кран во дворе. Слева, увидишь. Я тут на скамейке подожду.
Типичный крымский дворик, сараюшки, подсобки, все заштукатурено-забетонировано, лишь в дальнем углу площадки что-то там зеленеет. Ну и над головой маячат тяжелые гроздья винограда. По запаху вроде «изабелла». Или чернокрымский. Лоза пророщена прямо рядом с водопроводным краном. Неглупо.
Тщательно растерев лицо холодной водой, я прихватил влажной ладонью щепоть земли из-под виноградника и устроил себе СПА-процедуры со скрабом. Это я давно уже приспособился – краски Хейфеца ни одно мыло не берет, дегтярное разве что чуть-чуть. А песок с водой смывает все эти художества в два счета. Вместе с сотнями микронов кожного покрова на лице, впрочем, не страшно – коль надо, регенерируем еще. Ребенок я иль нет?
– Что у тебя с лицом? – В глазах девочки Полины снова полыхнул ужас. – Там что, кипяток из колонки хлещет?
– А что, здесь такое случается? – попытался я галантно осклабиться.
Наверное, при посредстве растертой до алого свечения физиономии этот гламур получился не очень аппетитным. Полина фыркнула и отвернулась.
– Ладно, – решил я сменить тему, – ты что-то там про отца говорила? Мол, из будущего, все дела…
– Забудь, – отрезала малявка, – пошутила я.
– Как это?
– Да так это. Образно я имела в виду. Что он не от мира сего.
Я опешил, честно говоря. Так «пошутила» или «образно говоря»? Чего-то она мутит.
– Так его надо искать или нет? Ты помочь просила.
– Говорю же, забудь. Не надо его искать.
– Нашелся уже, что ли?
– Не совсем. Но это все равно…
– Что значит «все равно»?
– То и значит…
Я почувствовал, что начинаю закипать.
Как раз в соответствии с расцветкой моей потертой рожи. Так. Успокоились, вздохнули. Нужно просто расслабиться – за рулем очередная блондинка. Мало, что ли, тебя подрезали в прошлой жизни? Это же девочка, и она моложе тебя раз в восемь! Не стыдно психовать?
Ладно, раз с папой проехали, значит, и мне пора…
– Полина!
Вздрогнули мы оба.
– Полина! Где эту паршивку носит? Полина!!!
Зов вампира несется из глубины двора. Там, где я только что веснушки свои оттирал. Блин! А я воду-то закрыл? Не помню…
– Я здесь, тетя Таня, на улице. Что случилось?
– Что случилось? Почему кран на колонке плохо закрыт? Вода льется вовсю!
А! Встрял.
– И что это за вата кругом валяется? Вы снова в эту чертову «больничку» играли?
Полина метнулась во двор, и оттуда послышалась скороговорка ее сбивчивых оправданий. Неразборчиво, правда, но по интонации слышно – героическая девочка всю ответственность берет на себя. А ты – блондинка, малявка! Никогда не торопись с оценками.
Я осторожно выглянул из-за угла. Ого! Того, что вместилось в объемы этой женщины, запросто могло бы хватить на три среднестатистических гражданки. И я скажу, худыми они точно не были бы.
Кстати, осторожность мне не помогла…
– Это кто?
Указующий перст тети Тани не оставлял ни грамма сомнений в том, что моя персона замечена. На какой-то миг в глубине сознания мелькнуло совершенно нелогичное ощущение, что я теперь наконец-то начинаю понимать страдания жуков, которых хулиганы так любят пришпиливать к забору булавками. Никогда отныне не буду этим заниматься…
– Это Витя, – прояснила ситуацию Полина.
Ну, это конечно же все меняет! Или не меняет?
– Кавалер, что ли, твой? – усмехнулась монструозная женщина, и я прямо кожей почувствовал, как из моего хитинового панциря со скрипом извлекают булавочную сталь.
– Здравствуйте… тетя Таня, – пискнул я оживающим тараканом. – Хороший денек сегодня, не правда ли?
– Вежливый, гляжу, у тебя кавалер, – приговорила меня тетя Таня, разглядывая мою цветную физиономию с неподдельным интересом. – Племянничек. Что, племянничек, не научился до сих воду закрывать? Городские мы?
– Так это же я! – вскинулась было Полина, но тут же была размотана на лоскуты безжалостным маховиком справедливости.
– Не врать! Не врать мне никогда. Шкодить еще могу позволить, а врать – думать не моги! Ясно? Сейчас же отвечай – тебе понятно?
Хоть вопрос и предназначался не мне, почему-то остро захотелось щелкнуть каблуками, которых нет, и проорать в пространство: «Яволь, херр оберст! Я-я, натюрлих!»
Тьфу ты, не дай бог. Доведут же… ребенка.
– Ясно, тетя Таня, – покладисто согласилась Полина, – мы все поняли.
Просто она немецкого не знает. В тех рамках, что знаю я…
Э… а почему это «мы»?
– А вы на море собрались, дети?
Я очередной раз ошарашенно захлопал глазами.
Какая психика это выдержит? Только что передо мной был тяжелый боевой танк времен Третьего Рейха, а через мгновение – на́ тебе, полтора центнера тепла и доброты!
– На море, тетя Таня.
– Смотрите, недолго там. Кавалер, – на меня вновь направлен указательный палец, – головой за барышню отвечаешь. Понял?
– Яволь… То есть… я хотел сказать… я понял.
– Отсюда увел – сюда привел. От хулиганов защитил, от солнца уберег. Купались чтоб недолго. Не до посинения. До позеленения можно. А синими вернетесь – выпорю. В смысле, парить буду в баньке, хе-хе-хе.
– Нету у тебя баньки, тетя Таня. Не пугай мальчика.
– Ну так в душе летнем! Там, за сарайкой. Главное, чтобы веник был, чем парить. Из прутьев ивовых. И задница… синего цвета, хе-хе-хе. В миг красной