– Моя любимая кафешка… в будущем, – мечтательно сказала она. – Жалко только, в девяностые из нее забегаловку сделают. Дешевую харчевню!
– Точно. Тошниловку. А потом – снова человеческую кафешку. В четырнадцатом, – подхватил я. – Литературный салон со сладостями. Только прежней магии уже не будет.
– Потому что мы станем взрослыми…
Я кое-что прикинул в голове и спросил:
– А тебя в эти времена социалистические из какого года занесло? Из шестнадцатого?
– Умница. Недаром я на тебя сразу глаз положила. Дураков не держим!
– Нормально! Вообще-то это я вас закадрил. Вместе с твоей подружкой, Анжелой. А она, кстати, не того?…
– Нет. Она нормальная. Из этого времени.
– Гора с плеч. Ну и как там… в шестнадцатом? Построили уже развитой капитализм на зависть предкам?
– Не-а. Строим еще… Вкусный какой коктейль, они что, ликер туда добавляют?
– Ага, чтобы малолеток спаивать…
– Чтобы их другие малолетки кадрили.
Я хмыкнул.
Вон откуда этот язычок ядовитый отрос. Из глубин времен!
– Я просто душу родственную почувствовал. Носителя неведомой информации из светлого будущего…
– Не такое оно уже и светлое, – неожиданно зло перебила меня Полина. – Светлое нашел. Мы там тужимся всем кагалом, а в ответ на нас весь мир ополчился.
– Да я в курсе. Не сильно-то я и отстал. Ты в будущем всего-то на год больше меня и задержалась. Не поменялось, значит, там ничего?
– Не поменялось… А тут что? Белок, что ли, с сахаром? Гадость какая. Попробуем…
– Потолстеешь, красавица.
– А что, разлюбишь?
– А я все думал, откуда в невинной деточке столько взрослой озабоченности. Теперь понятно.
– А мне-то помнится, что это какой-то замаскированный дедуля к школьницам клеился, а не наоборот. Байки рассказывал, что дружить типа хотел. Маньяк!
– Так надо было…
– Ага. Стал бы ты к малолеткам приставать, если бы вас ночью не шуганули? А?
Я опять впал в ступор.
Чего-чего? Нас ночью?
Это что… эпопея с мокрыми штанишками несчастного Димона – ее рук дело? Я шумно сглотнул.
– Ты ли, че ли?
«Любовь и голуби» на гастролях.
– Я, Бублик. Как тебя по отчеству? Батонович?
– А… как это? А откуда ты… Как ты вообще узнала, что мы встречаемся ночью? И где у нас сбор будет? И когда? И главное, кто тебе сказал, для чего мы вообще все это затеяли?
Я наконец обрел на мгновение ускользнувшую почву под ногами. Постепенно все становилось на свои места, но открытых вопросов от этого не убавлялось.
– Ты и сказал, – просто ответила Полина, аккуратно промокая губы салфеткой. – О! Эклеры принесли. А ты, ты откуда узнал, что я люблю эклеры? Тоже любишь поскакать по временным загибам?
– Чего? – опешил я. – По каким таким загибам? И как это, интересно, я тебе все про наши планы рассказал? И когда бы успел? Мы познакомились только на следующий день!
– Тогда и рассказал. Только в том варианте реальности вас никто и не трогал. Собрались как бестолочи ночью, полчаса языками потрепали, от теней пошарахались – и по домам. А я вернулась на двое суток назад и организовала вам экшен. Не с первого раза, если честно. С четвертого. Первые три… так… как-то слабенько получились. А на четвертый ваш милый Рэмбо даже струйку пустил от восхищения.
Она хихикнула.
А я ни черта не понял.
«Варианты реальности», «вернулась на двое суток», «с четвертого раза»…
– Слушай, Полина, – я решительно сдвинул в сторону все эти рюмочки и вазочки на столе, – давай-ка поподробнее! Я вообще врубиться не могу, о чем ты сейчас говоришь. Что за варианты?
– Ну, куда ты эклеры?.. Жадина! Ладно, слушай.
Она поерзала на стуле, чтобы удобнее приспособиться, взгромоздила локти на стол и начала поражать мое воображение. Если не опускаться до выражения «насиловать мозг».
– Сколько мне лет, как ты думаешь?
– Ну… если по аналогии со мной… около пятидесяти…
– Фиг тебе, малолетка. Мне около ста лет!
– Как это?
– Очень просто. Пятьдесят умножить на два.
– Умножить?
– Если получится без калькулятора. Дальше попробуй сам подумать.
– Сто лет… Так это выходит… что…
– Правильно-правильно. Именно так и выходит. Я живу по этому замкнутому кругу… уже третий раз!
Тушите лампы! Те, которые еще не погасли…
– Третий раз, – повторил я, медленно осознавая сказанное.
– Третий – не лишний, как оказывается, – сострила Полина. – Первый перенос из будущего в прошлое я восприняла крайне болезненно. Даже руки на себя хотела наложить, когда дошло, что все кругом из давно забытого детства. Потом ничего, оклемалась. Понравилось даже умничать среди собственных одноклассников, одногруппников, сослуживцев. Тщеславие можно потешить. Полюбоваться собой. Мальчиками пожонглировать. Да так, что в сорок девять – ни семьи, ни детей. В отличие от первой жизни.
Она неожиданно всхлипнула.
Меня аж холодом окатило, когда понял из-за чего. Да она своих детей вспомнила, которые не появились на свет во второй жизни! И внуков, если таковые имелись. Мамочки мои! Это что, и я могу так же лажануться?
– А потом снова настал тот самый момент, когда я старенькая закрыла глаза, а открывать уже пришлось в возрасте семи лет. Третий раз в жизни. На асфальте. Под желтой машиной, «москвич», кажется…
– Да-да-да, – задумчиво забормотал я, вспоминая. – Такое ощущение, будто «москвич» был размером с автобус. И в прошлый раз такая мысль почему-то тебе в голову не приходила. И девушка-великан. Симпатичная, молодая. Глаза – на пол-лица. Серые. Перепуганные.
– Интересно, – протянула Полина, – не знала, что у тебя все было так же…
– И не у одного меня!
– Что?
– Забей! Так что там у тебя… в третий-то раз?
Девчонка нахмурилась и непроизвольно стала барабанить себя пальцами по надутым губам.
Девчонка!
Скорее уж старушонка!
– Третий не лишний, – повторила она понравившуюся мантру. – Я думала, что третьего раза не переживу. Впрочем, я и не пережила…
Я ошарашенно уставился на это чудо с косичками… со столетним пробегом.
– Как это?
– Я таблеток наелась. Снотворных. Целую пачку употребила на следующий же день моей третьей реинкарнации. И… умерла.
Кажется, у меня пара волосин поседела. На голове, в силу малолетства.
Маскируя свой кошмар, попытался поерничать:
– Ну и как похороны были? Приличные?
Она вновь зло глянула на меня, но от зеркального ответа удержалась. Сказала спокойно:
– Похороны были. Не сомневайся. Только в другой версии моей третьей жизни. Я же просто проснулась в собственной постели. В родительском доме. В возрасте неизменных семи лет, как и в первые два раза. Проснулась и ревела весь день. В истерике билась так, что никто не мог успокоить. «Скорую» даже вызывали, укол делали. А мне так страшно было, что словами не передать.
– Надо думать…
– Но еще страшнее стало, когда на следующее утро я проснулась снова… во втором дне моего третьего переноса. А потом снова и снова, и снова. «День сурка» помнишь?
– Билл Мюррей? Один и тот же день по кругу? Пока не сделаешь чего-то важного. Так?
– И да, и нет. День по кругу – да. А важным оказалось… просто не ложиться спать до полуночи. Дошло до меня только через месяц. После того как я еще дважды
