Толпа замолчала. И это стало неожиданным для карателей. Обычно при проведении подобных акций рев толпы сопровождал бойню до конца. Сейчас же на площади установилась тишина.
Капитан-предатель крикнул:
– Так! Вот так будет лучше. А то разорались беременными шакалами! Внимание! Я представитель советской военной администрации. По данным нашей разведки мужчины вашего кишлака, трусливо бросившие семьи, входят в одну из банд душманов. Недавно они совершили нападение на нашу разведывательную группу, уничтожив ее. Причем уничтожили с особой жестокостью. Перед смертью вдоволь поиздевавшись над солдатами. Такое мы простить не можем, и за мужчин ответите вы, женщины, старики и дети. За кровь надо платить кровью. Так было, и так будет всегда, пока ваши дети, мужья, братья не сложат оружие и не подчинятся новой власти! – Иванов повернулся к Азизову: – Сержант, давай!
Азиз с Кролом, забросив за спины автоматы и вытащив ножи, двинулись к толпе у мечети. Действовали каратели профессионально и быстро. Взмах клинка, и с перерезанным горлом рухнула на землю женщина, накрыв собой ребенка. Та же участь постигла старика, еще одну женщину и мальчишку. Две другие женщины, мальчики и старуха бросились бежать от места казни. Этого и ждал Иванов. Тремя короткими очередями он убил пытавшихся спастись афганцев.
Основная толпа, обезумевшая от происходящего, дрогнула. Капитан крикнул:
– Бойцы! Тех, кто слева, не трогать, по остальным, огонь! Вали вонючек!
Отморозки спецкоманды открыли шквальный огонь по мирным жителям. Они, принимая свинец, натыкались друг на друга и валились на землю. Паника не позволила им ни напасть на убийц, ни скрыться от безжалостного огня их оружия. И только те, кто стояли слева, всего человек двадцать, поняв, наконец, что имеют возможность бежать, рванули кто куда.
Площадь опустела. Только трупы да раненые. Много окровавленных трупов и много раненых.
Иванов указал на место, где недавно стояли жители Малитабада:
– Добить раненых! Быстро. – Он взглянул на часы – 17.20. Надо торопиться. Подорвать мечеть и начать отход.
Откуда-то тенью бесшумно выпрыгнул Закир.
– Ну как? – спросил Иванов.
– Отлично! Кино получится отменным. Но следует добавить еще один, убойный сюжет!
Оборотень не понял, о чем идет разговор:
– Какой еще сюжет?
Закир указал на женщину, которой первой рассекли горло у мечети:
– Под ней ребенок! Он жив! Было бы неплохо, если бы кто-нибудь из твоих парней перед камерой отрубил младенцу голову. Это сильно ударило бы по нервам зрителей!
– Согласен! – кивнул Иванов и выкрикнул: – Азизов! Ко мне!
Сержант тут же подбежал к капитану:
– Слушаю, командир!
Иванов, как и Закир чуть ранее, указал на лежащую женщину:
– Под бабой, которой ты первой рассек горло, ребенок. Вытащи его и перед камерой Закира обезглавь!
– Понял! Момент! Только…
– Что, только?
– Только… если ребенок жив. А если мертв?
– Без разницы! Кто будет рассматривать на экране, жив выродок или нет. Выполняй приказ!
– Есть!
Азизов ногой отбросил тело убитой им женщины.
Ребенок был жив. И он, глядя на убийцу, улыбался. Младенец не понимал происходящего, да и что он мог понять, родившийся совсем недавно? Он только начинал жить. Но его судьбу решили подонки.
Бывший сержант схватил младенца, поднял за ногу. Тот заплакал. Но Азизова это не беспокоило. Он спросил Закира:
– В такой позе пойдет?
Проводник-оператор, наводя камеру, ответил:
– Хороший вид! Работай!
Азиз одним ударом отсек ребенку головку, которая почти бесшумно ударилась о землю. Отбросил маленькое тельце, из которого хлынула алая кровь, к стене, состроил рожу в объектив камеры:
– У! Страшно? Так будет со всеми, кто не желает жить по нашим, советским законам!
Закир, опустив камеру, довольно проговорил:
– Отменный кадр. Он заставит многих вздрогнуть на Западе.
– Все! Отходим! – приказал Иванов.
Каратели побежали к БТРу. На ходу капитан спросил у Бурузяна:
– Ты проследил, куда ломанулись те, кого пощадили?
