В канцелярии Коллегии иностранных дел, куда он явился с врученной ему майором Княжниным бумагой, ему указали на флигелек во дворе. Там его попросили явиться вновь после обеда, бумагу забрали и предложили снять пока квартиру неподалеку или остановиться у кого-то у знакомых. Василий, сообразив, что коль велят снять квартиру, то вызвали не на один день, вернулся к назначенному часу все в тот же флигель при коллегии. Там его провели в небольшую комнатку, где навстречу ему шагнул Гаврила Андреевич Кураев, широко улыбаясь и раскинув обе руки для объятий.
– Рад встрече, – дружелюбно похлопал он Василия по плечу, и они обнялись, словно старые знакомые.
– Так и знал, что вы меня разыщете, – радостно ответил ему Мирович, беззастенчиво разглядывая Кураева.
– Как доехали? Все благополучно? И слава Господу. Не догадываетесь, зачем пригласил вас в столь неудачное время?
– Почему неудачное? Наоборот, к празднику. Хоть в себя приду, поживу как человек после лагерных скитаний.
– А что, военная жизнь уже наскучила? Ба, да вас можно поздравить с повышением! – заметил Кураев горжет подпрапорщика под епанчей у Мировича.
– Да у нас многие после Гросс-Егерсдорфа повышение получили, не я один, – слегка смутился тот. – Если дальше повезет, то… – не договорил он, смутившись, что Кураев может не так истолковать его высказывание.
– Вы, вероятно, отважный человек. Я это еще в Нарве заметил, – слегка польстил Кураев своему собеседнику.
– Мои предки во многих битвах участвовали, и никто из боя не бежал, – гордо выставив грудь, ответил Мирович. – И я чести своей не запятнаю.
– Хорошо сказано и главное, в нужный час. Но все же, как вы думаете, на какой предмет вы приглашены в Петербург?
– Верно, помощь моя опять нужна, – беспечно отозвался Василий. – А так бы зачем я нужен был?
– Святая истина, – согласился Кураев, – мне вновь потребовалась ваша помощь. А поскольку верных людей не так много, то я остановил свой выбор именно на вас. Повторюсь, что вы произвели на меня самое благоприятное впечатление во время той нашей встречи.
– И кого же на сей раз сыскать потребуется, – поинтересовался Василий, прикидывая в уме, сколько могут заплатить на сей раз.
– Искать нам не придется никого. Просто познакомлю вас кое с какими нужными людьми, а потом спрошу ваше мнение о них, – охладил его пыл Гаврила Андреевич.
– Меня? Знакомить? – не понял Василий. – Зачем это все? Нет, вы уж до конца договаривайте, а то туманно как-то. Может, не доверяете, то так и скажите.
– Почему же, я вам доверяю. Так доверьтесь и вы мне. Вы совсем не знаете жизни и не можете даже представить, как может повернуться к вам фортуна. Но в наших силах помочь сей даме сделать более удачный выбор и попросить ее быть более благосклонной к некоторым персонам. Вы меня понимаете?
– Если честно, то не очень, – честно признался Василий.
– Оно и к лучшему. Вы, как погляжу, человек сообразительный и быстро все поймете. А сейчас едем, сани ждут нас, если не возражаете. Нет? Вот и отлично. – Они вышли во двор, где действительно стояли сани с запряженным карим коньком, а на облучке сидел возница в тулупе, с нетерпением их поджидавший.
В первый день они побывали в двух местах: у пожилого господина в доме на Фонтанке, где пили сладкий ликер и вели пространные беседы о каких-то незнакомых Мировичу людях, и в конце дня наведались на именины в почтенное семейство другого знакомца Кураева. В обоих случаях Мирович ощущал себя не в своей тарелке, стеснялся своей дорожной одежды, замены которой у него с собой не было, сидел, уткнувшись носом в стол, не принимая никакого участия в разговорах. Зато Гаврила Андреевич везде чувствовал себя своим человеком, держался уверенно, за все хвалил хозяев, благодарил за угощение и совершенно не обращал внимания на сидевшего мрачнее тучи своего спутника. На другой день повторилось то же самое. И на третий… Но тут Мирович не выдержал и, когда они опять сели в сани, потребовал объяснений:
– Зачем вы меня таскаете за собой, как шута горохового, и ни о чем не спрашиваете? Или вам нравится насмехаться надо мной? Больше не желаю терпеть ваших издевательств! Прямо завтра же отбуду в полк. Нет, сегодня. Все, хватит! Прикажите отвезти меня на заставу.
– Как скажете! – неожиданно легко согласился Кураев. – Если вы считаете, что я принуждаю вас к чему-то постыдному и, тем паче, позорю вас, то едем на заставу, – и он отрывисто отдал приказание вознице.
Василий растерялся… Он думал, что его будут уговаривать, умолять остаться, но ничего подобного не произошло, и он робко спросил замолчавшего и слегка отвернувшегося от него Гаврилу Андреевича:
– Так вот и расстанемся? Завтра сочельник уже… Что же, и Рождество мне в дороге встречать прикажете?
– Как я вам прикажу? – неожиданно расхохотался Кураев. – Нет, вы его только послушайте: я ему приказываю ехать обратно в полк! Ха-ха-ха! Балаган, да и только.
– Тогда скажите, зачем возите меня ко этим всем людям? Зачем? Я желаю знать, к чему эти визиты! Вы ни разу не спросили меня о них, как говорили прежде.
– Пока еще время не пришло для расспросов. А вожу я вас исключительно с целью знакомств, которые могут вам в дальнейшем пригодиться.
– Пригодиться для чего? Что вы замыслили? Расскажите мне честно обо всем. Калиновский говорил, что нельзя доверять вам, что вы опасный человек, – вырвалось вдруг у Василия.
– Калиновский? Это тот, что был с вами в прошлый раз? А ведь он прав. Я действительно опасный человек, и свою судьбу со мной вы связали зря, если, как старый пудель, решили до конца дней лежать на диване и даже на улицу нос выставлять лишь по великой нужде. Лучше и впрямь ехать обратно в полк и дальше жить по указке сверху, пока вам очередной чин снизойдут присвоить.
– Куда вы клоните, что-то не пойму. Я не желаю выглядеть посмешищем в старом кафтане и нечищенном камзоле. Вы вон каждый новый день в обновке, а я… Пугало с крестьянского огорода, и только.
– Значит, дело лишь за этим? Тогда все поправимо. Завтра же у вас будет одежда от лучшего портного в Петербурге, месье Женевью. Не слышали о
