Николай с женой стояли возле стены, прижавшись друг к другу. Бабичев прикрывал собой супругу. Как будто мог этим защитить ее.
Увидев Лешего, супружеская пара на минуту остолбенела. Потом Бабичев, застонав устало и облегченно, опустился на край кровати, закрывая руками голову, проговорил:
– Володя.
Леший бодрым голосом спросил:
– Живы, горемыки?
– Вовка! – крикнула Татьяна, осознав, что они спасены, и бросилась к Владимиру.
Обняла его и забилась в истерике, повторяя:
– Володенька! Вова! Родной ты наш...
– Ну все! – Леший отстранил от себя Татьяну. – Боб! А ну, встать! Привел себя в порядок, живо!
Резкий окрик подействовал. Бабичев поднялся, оправился, смахнув, как показалось, слезинку.
– Слушаю, товарищ майор!
– Вот так! Держи ствол.
Владимир бросил другу пистолет, приказал:
– Смотри за коридором. В здании двое. Какой-то Клещ и твой зам.
– Жуков?
– У тебя что, все замы работают на бандитов?
– Черт! Извини. Еще не пришел в себя как следует.
– Так приходи быстрей. Ты знаешь Клеща?
– Он опасен, Володя, особенно в ближнем бою. Состоял в личной охране Короля. Кстати, что с этим ублюдком?
– Король мертв. Продолжай про Клеща.
– Я не много о нем знаю. Бывший сержант морской пехоты, имеет боевой опыт. Силен и бесстрашен. Хитер. Остерегайся его, Володя. До рукопашной лучше дело не доводи.
– Не волнуйся. Мы тоже не пальцем деланые, кое-что умеем. Все! Пошел я. Вы отсюда никуда. Ждите. Со мной друг. Если что, зовут его Гена Бондаренко, капитан. Это так, на всякий случай. Можешь доверять ему, как мне самому.
– Удачи, Володь!
– Взаимно!
Жуков, приняв душ, переодевался, когда услышал снаружи шум автомобильного двигателя, а потом и автоматную очередь. Выхватив из кобуры табельный «ПМ», рванулся к окну. Осторожно, из-за занавесок, выглянул на улицу. Он увидел стоящего с оружием Лешего, рядом лежащего у его ног поверженного Короля и дико орущего Эдика.
– Сука! – в сердцах ругнулся майор милиции. – Всех переиграл, паскуда!
Майор отпрянул от окна. Раздались звук разбиваемого стекла и откуда-то со стороны автоматная очередь, перекрываемая другой, бьющей по зданию.
А этот Леший, похоже, не один. Неужели связался с органами и действует под их прикрытием?
Страх холодным обручем сковал Жукова, парализовав на время. Что делать? Знает ли Леший, что он, Жуков, здесь, в здании? Да какая сейчас разница? Надо уходить, и немедленно, если, конечно, усадьба не заблокирована спецназом. Но даже в этом случае Жукову не остается ничего иного, как пробиваться. Пристрелят? Вполне вероятно. Но попадать в руки правоохранительных органов Жукову тоже не хотелось: придушат за шкурничество, прибьют за предательство, как пить дать прибьют и последнего «прости» не дадут сказать. Жуков принял решение.
Его «Нива» стояла на заднем дворе. Нужно спешить. Он выглянул в коридор, убедился, что тот пуст, побежал по нему к террасе. С нее спрыгнул на зеленый газон. Жуков ждал выстрела снайпера, как это должно было бы быть при проведении захвата. Но выстрела не последовало. Мало того, никакого чужого присутствия он не заметил, и это приободрило майора. Он сел в машину. Через аллею увидел, что тыловые ворота закрыты. Пробить их «Нивой» не удастся, значит, остается центральный выход. Будь что будет. Жуков поднял глаза вверх, прося господа спасти и сохранить его.
Затем завел двигатель, с пробуксовкой рванул по гравийной дорожке, опоясывающей дом.
Шум двигателя услышал Бондаренко. Он тут же вызвал Лешего:
– Командир! Кто-то, вероятно, решил прорваться на автомобиле. Ага, вижу, «Нива».
– Это Жуков. Вали его, Гена. Не упусти.
– Сделаем.
Бондаренко достал гранату.
Машина шла по дорожке, приближающейся к кустам.
Жуков увидел, что выезд заблокирован такой же, как у него, «Нивой». Но останавливаться было нельзя. Кроме того, между столбом ворот и блокирующим автомобилем – небольшое свободное пространство. Боковых, скользящих ударов не избежать, но проскочить можно. Он почувствовал, что сможет спастись, и это вселило надежду.
