– Читает, – ответил священник. – Я дал ей книгу о королях и королевах. Это разовьет ее ум.
Не было секретом, что отец Дэви почти отчаялся научить чему-нибудь Марию.
Анна проследовала за братом и священником в гостиную, где по вечерам собиралась вся семья, и села за дубовый стол. Она знала, что ей повезло: хорошее образование девочке получить было непросто. Отец держался широких взглядов, его сильно заботило, чтобы дети преуспели в жизни, а это, разумеется, благоприятным образом отразилось бы и на нем. Сам он владел несколькими языками, именно поэтому и отсутствовал дома последние несколько недель, которые провел при дворе регента Нидерландов в Мехелене в герцогстве Бургундском. Отец желал, чтобы его сыновья и дочери тоже приобрели этот навык.
Анне с трудом давался французский, хотя со всем остальным она справлялась превосходно. Мария хорошо овладела французским, зато не преуспела ни в чем другом. Благодаря отцу Дэви, известному сочинителю церковной музыки и талантливому наставнику, младшая Болейн сносно сочиняла стихи и песни. Мария вела сражения с лютней не на жизнь, а на смерть; не способствовало успехам и полное отсутствие у нее музыкального слуха. Анна грациозно танцевала – Мария неуклюже топала по полу. Анна пела, как щебечущий жаворонок, – у Марии голос был глухой, немелодичный. Зато Мария была красива, это отмечали все, и какое значение имела при этом ее непроходимая глупость? Большинство мужчин не заглянут дальше привлекательной внешности и приданого, которое мог дать за ней отец. Поэтому никого не волновало, что, когда наступало время уроков, Марию редко могли найти.
Большинство дочерей местных джентри из окружения Болейнов едва ли были способны держать в руках перо, размышляла Анна, водя изящной, как у итальянки, кистью по листу бумаги. Сегодня детям задали сочинить письмо на французском, что уже было непросто, однако Анна намеревалась хорошо выполнить упражнение. Ей нравилась учеба сама по себе, и она упивалась похвалами, которые щедро рассыпал отец Дэви.
С расположенной рядом кухни доносились стук, звон и бряканье посуды – там был настоящий переполох.
Одетая в новое зеленое платье, Анна украдкой заглянула в большой зал для приемов, где уже застелили белоснежными скатертями столы. Главный стол сервировали лучшим серебром и огромной позолоченной солонкой; на тех, что пониже, – кóзлах, накрытых досками, которые установили под прямым углом к главному, – посуда была оловянная, но начищенная до блеска. На столах высились груды зелени и овощей, перемежавшиеся со свечами в подсвечниках и кувшинами с вином.
Зал, как и замок Хивер, был не так уж велик в сравнении с теми, что видела Анна, но вполне отвечал по размеру и убранству статусу фаворита короля и начинающего успешного дипломата. Здесь имелся огромный каменный открытый очаг с прекрасным резным защитным экраном. Сквозь узкие окна, проделанные в толстых стенах на большой высоте, вечернее солнце бросало в зал золотые лучи, которые отражались от выставленного на буфете фамильного блюда, зайчиками скакали по дорогим гобеленам на стенах. Отец любил производить впечатление на соседей своим богатством. Сегодня соберутся все: Уайетты из Аллингтона, Сэквиллы из Бакхерст-Парка и Оты из Итем-Моат.
Обычно семья ужинала в гостиной за длинным полированным столом. Комната была уютной, отделанной деревянными панелями, с расписными фризами под потолком и дорогими гобеленами на стенах, которыми безмерно гордился отец. Однако застолья в гостиной были делом привычным, а вот в главном зале случались редко, поэтому Анна с нетерпением ждала начала торжества.
Отец вернулся домой, и перед ужином Анну позвали к нему в кабинет. Сидевший на высоком резном стуле сэр Томас Болейн кивнул, когда она сделала реверанс. Сколько себя помнила Анна, отец всегда главенствовал в ее жизни: каждое его слово было законом для семьи и слуг; ему должны были беспрекословно подчиняться и сама Анна, и все ее братья и сестры. Так их воспитывали с малых лет. Когда они с Марией выйдут замуж, место отца займет супруг. Им вбивали в голову, что женщины – слабые создания и всегда должны склоняться перед мудрой властью мужчин.
Когда отец находился дома, вся домашняя жизнь вращалась вокруг него, но такое случалось нечасто. Если сэр Томас не пребывал за границей, упражняясь в применении своих дипломатических навыков, чем завоевал симпатии короля Генриха, то обычно жил при дворе, создавая себе репутацию турнирного бойца, любезного придворного и в целом доброго приятеля всем и каждому. В тридцать четыре года он оставался красивым и полным сил мужчиной, который прекрасно держался в седле. Сэр Томас был превосходно образован – детям казалось, что он знает абсолютно все, – и даже великий голландский ученый Эразм Роттердамский посвятил ему две книги. Благодаря этим достоинствам сэр Томас поднялся высоко и очень быстро на службе у Генриха VIII, стал одним из лучших друзей и турнирных партнеров короля, о чем неустанно напоминал при всяком удобном случае. Три года назад во время коронации Генриха он был произведен в рыцари, а потом назначен эсквайром монаршего тела, то есть личным помощником короля.
– Это пост, которого доискиваются многие, – любил похвастать сэр Томас, – потому что, занимая его, я вижусь с королем ежедневно. Я обладаю большим влиянием на него. Ухо его милости в моем распоряжении.
Ликуя, сэр Томас распространялся о том, какое покровительство способен оказать, находясь в столь близком контакте с королем, и Анна понимала: многие хотят, чтобы ее отец попросил короля о каких-нибудь милостях, и готовы платить за это немалые деньги.
Поднявшись из реверанса, она с радостью отметила, что лицо отца, всегда готового вспылить, расплылось в волчьей улыбке.
– У меня хорошие новости, – сказал он. – Регентша Маргарита очень заинтересовалась твоими успехами и предложила взять тебя к своему двору в качестве одной из восемнадцати фрейлин. Это высочайшая милость, лучшего и желать нельзя.
– Меня, сэр? – эхом отозвалась Анна. – Наверное, Марию?..
– Я знаю, это крайне необычно, что младшая сестра продвигается прежде старшей, и Мария хорошо говорит по-французски, но… – Он окинул Анну оценивающим взглядом. – Полагаю, ты наделена качествами, которые помогут преуспеть при дворе и составят честь мне. Кроме того, на Марию у меня другие планы. Да и регентша интересовалась именно тобой.
Анна почувствовала, как ее распирает от восторга.
– Когда мне ехать, сэр? – выдохнула она, воображая себе роскошные дворцы, прекрасные платья, блестящих лордов и леди, улыбающуюся регентшу; юная фрейлина делает реверанс, и все окружающие смотрят на нее не отрывая глаз.
– Следующей весной, – ответил отец, и пузырь восторга лопнул; до отъезда еще несколько месяцев. – Надо сделать множество разных приготовлений. Твоя мать узнает, что потребуется взять с собой. И ей будет чем заняться, а то праздным рукам дьявол легко найдет работу. – Отец и мать разговаривали друг с другом редко, только в случае крайней
