— Ах, Прошенька, еще капельку! Угодил, помилуй бог, как славно!..
— С тобой завсегда так, ровно малое дите! — хрипловатым голосом укорял Прошка. Он тщательно обтирал плечи Александра Васильевича и ворчал:
— Ступай, ступай к огню, обогрейся, ведь старенький совсем стал…
Суворов покорно садился на опрокинутое ведро, протягивал к печке худые, жилистые, чисто вымытые ноги и минуту-другую сладко жмурился на огонек.
— Помилуй бог, хорошо! — шепотом заканчивал он последнее слово. От тепла его сильно морило, и Александр Васильевич слегка задремывал. Опустив голову на плоскую грудь, он сидел затихший, худой и казался совсем беспомощным стариком.
— Ну-ну, не дремать! — тормошил Прошка, но Суворов уже открывал насмешливые глаза.
— А разве я дремал?
Денщик не отзывался. Важно надувшись, он подавал ему чистую рубаху и шерстяные онучи.
— Будем одеваться…
Спустя пять минут Суворов был уже в мундире, на шее — чистый платок, жидкие седые волосы аккуратно зачесаны, а впереди подвернуты хохолком.
— Давай плащ! — приказывал он денщику.
— В шинельку ноне одевайтесь. По годам и одежинка! — протестовал Прошка.
Надев шинельку, пристегнув шпагу, Суворов выходил под темный прохладный купол неба. Подмораживало, ярко сверкали звезды, но в лагере чувствовалось скрытое движение.
Суворов прислушивался к шорохам: сонливость и слабость словно рукой снимало. Он крестился на восток и говорил Прошке:
— Ну вот, встал и готов! Коня!
Недосыпавший шестидесятилетний старик бодро садился на коня и отправлялся на боевое поле.
Он с инженерами не раз объехал окрестности Измаила и неподалеку от осажденной крепости возвел ряд батарей, не дававших туркам покоя. Днем и ночью в оврагах вязались фашины и сооружались лестницы. В поле были насыпаны высокие валы и вырыты рвы, похожие на крепостные, и офицеры беспрестанно учили солдат искусству штурма.
…Только начало светать, а роты уж пошли на штурм учебного вала. Саперы спешили впереди и забрасывали ров фашинами. Капрал Иванов устремился вперед по фашиннику, увлекая за собой пехотинцев, бежавших со штыками наперевес.
— Вперед, братцы, вперед! — закричал он во всю глотку и первым стал взбираться по приставленной лестнице. За ним поспешили и другие. Подъем был крут, спорко осыпалась сырая земля, лестница трещала под сильными ногами. Оставалось совсем немного, вот-вот ухватиться бы за гребень, но сухие лесины разом хрястнули и переломились, а капрал, потеряв равновесие, покатился вниз.
В этот злополучный миг он мельком увидел Суворова. Александр Васильевич недвижимо высился на своем коньке, зорко разглядывая солдат. Рядом с ним на гнедой кобыле сидел коренастый румяный генерал.
«И Кутузов с ним!» — сообразил Иванов, и на сердце стало больно от обиды.
Скатившись с вала, он быстро вскочил и, прихрамывая, снова полез вверх.
— Стой, стой! Ступай вниз! — закричал ротный офицер. — Ты убит!
— Врешь, ваше благородие! — заорал запальчиво капрал. — Упал, а не убит. Айда, голуби!
Впереди на верху переломанной лестницы мялся молоденький солдат, не зная, как добраться до верха вала.
— Ты полегче, становись на меня! Живо! Айда, Калуга! — подбодрил капрал и подставил свою могучую спину. Солдат проворно вскочил капралу на плечи и через секунду-другую, цепко ухватясь за дерн, был уже на валу. Он взмахнул прикладом, разя незримого врага, и закричал во всю мочь: «Ура!»
— Эка провора, давай другой! — распалился капрал и в четверть часа перекидал на вал своих товарищей. По лицу его градом катился пот, но он был доволен, когда и его подняли на гребень. От восторга он поднял каску и закричал на все поле:
— Вал за нами!
— Так, так! — одобрительно покачал головой Суворов. — Сообразителен. Не растерялся! Уменье везде найдет примененье. Быстрота! Добрый воин один тысячи водит!
Кутузов улыбнулся, ласково взглянул на Суворова.
— Миша, — обратился вдруг к нему Александр Васильевич. — Ты этого капрала пришли ко мне. Понадобится!
К этому времени взвод скрылся за валом, а через минуту набежали новые ряды. Суворов легонько тронул повод и тихим шагом поехал, минуя заваленный фашиной ров. Внезапно он вздрогнул, подтянулся и пришпорил коня.
— Гляди, Миша! — показал он рукой на выстроенную за валом роту. — Никак распекает?
Перед поручиком, вытянувшись в струнку, стоял весь красный капрал и смущенно выслушивал выговор.
— Убили, а на рожон лезешь! Где повиновение? — кричал офицер.
Завидев приближающихся генералов, поручик смолк и закончил тихо:
— Марш в строй!
Суворов неторопливо подъехал к роте. Ликующее «ура» встретило его появление. Он поднял руку. Водворилась тишина.
— Как надо бить врага? — спросил он у флангового.
Тот вышел из строя и ответил, как отрубил:
— Известно как, ваше сиятельство. Бей сатану, чтобы вовек не очнулся. Бить так добивать! На командира надейся, а сам не плошай!
— Так, так! Помилуй бог, хорошо сказано! — одобрил Суворов. — А ты, Иванов, жив или убит? — внезапно обратился он к капралу.
Служивый вышел из шеренги.
— Никак нет, ваше сиятельство, жив-здоров. Верно, упал! А упал, так целуй мать сыру землю да становись на ноги! Падением попадешь в корень, доберешься и до вершины.
— В хвасти нет сласти! — построжал Суворов. — А за проворство и честность хвалю. Продолжать учение! — приказал он поручику и поехал дальше, а за ним двинулся и генерал Кутузов.
Вечером капрала Иванова затребовали на главную полевую квартиру. Подле крохотной мазанки, куда только что перебрался командующий, тихо переговаривались ординарцы. Рядом у окон избушки застыли часовые. Капрал, отдав честь дежурному офицеру, доложил о себе. Отойдя в сторонку, он стал терпеливо ждать. Вскоре открылась дверь, и адъютант пригласил служивого войти.
Всегда невозмутимый и находчивый, на этот раз капрал заволновался. У него часто заколотилось сердце, душу наполнила торжественная мысль: «Шутка, снова перед Суворовым придется речь держать. Ну, Иванов, не осрамись».
Тяжелым шагом он переступил порог горенки и замер у двери. В комнатке был низкий потолок, и капрал под ним показался себе махиной. «Ух, и вырос чертушка: ни в пень, ни в колоду!» — недовольно подумал он про себя и взглянул вперед. В углу, склонившись над столом, Суворов разглядывал карту. Рядом с ним сидел стройный, с приятным смуглым лицом молодой офицер. У служивого отлегло от сердца, — до того родным и простым показался ему полководец. И не страх, а радостное волнение охватило его.
Суворов оторвал от карты глаза и приветливо взглянул на капрала.
— А вот и он, смышленый! — радушно сказал он, кивком указывая офицеру на Иванова.
Александр Васильевич вышел из-за стола и приблизился к бравому капралу. Чисто выбритый, подтянутый, служивый и глазом не моргнул. Суворов с довольным видом оглядел его.
— Помилуй бог, силен, хват! Боязлив, трусоват?
— Стань овцой — живо волки найдутся! И еще, ваше сиятельство, так говорится в народе: смелому горох хлебать,
