– Конечно, нет, – ответил Леша зло. – Я и сам об этом только что узнал.
– Хорошо, – кивнул Вагазов. – Потому что тот, кто знает, возможно, хочет тебя убить.
– В смысле?
– Есть еще одна вещь, Мышкин, – Вагазов нахмурился. – Когда инсептерский город накрывает Черная Вдова, эскриты погибают. Но инсептер может создать следующий город. Морочо нет. Если твой город погибнет, ты тоже умрешь.
Леше показалось, что его мутит. Мир вдруг стал размытым, текучим. Голос Вагазова звучал фоном. «Ты умрешь, умрешь, умрешь», – звучало в голове.
– И? – спросил Леша еле слышно.
– Я бы не доверял Никите Анохину, – бросил Ренат. – Не понимаю, почему он ошивается рядом с тобой.
* * *Тикали круглые часы, показывая восемь-тридцать утра. В комнату потихоньку проглядывало робкое зимнее солнце. Леша сидел на кровати рядом с Ренатом Вагазовым, пытаясь осмыслить. Он – кто? Морочо? Конечно, никто об этом не подозревает. Даже Ромка Быков, зная о том, кто Лешин отец, считал, что Мышкин просто отказался примыкать к инсептерам… Да и разве посвятил его отец во все тонкости! Никто не знает, нет.
Кроме Анохина.
Эта мысль показалась Леше абсурдной, даже смешной, и он отогнал ее, словно назойливую муху.
* * *– Возьми, – Ренат протянул Леше конверт. – Там билеты домой. Полетите самолетом. И деньги на такси.
Они стояли на улице около дома Максима. Вагазова пришлось отпустить. Он вернулся к вечеру – осунувшийся, с перемотанной головой.
Леше было ужасно неудобно брать конверт. И вообще рядом с Ренатом он чувствовал себя жутко некомфортно. Избили человека до полусмерти, а он еще и билеты им купил.
– И еще, – он протянул Леше еще один конверт. – Здесь написано, как тебе связаться с Иваном Сидоренко. Сделай то, что там написано. Если мой эскрит действительно знает, где Люк Ратон, он расскажет тебе.
Леша кивнул. Подать руку Вагазову на прощание было как-то стыдно, и Мышкин спрятал глаза и просто сухо кивнул. Он знал, что Никита, Марина и Максим с ума сходят от любопытства, сидя в квартире, но так и не придумал, что им сказать. Вагазов ушел, и Леша еще долго стоял во дворе, разглядывая следы на снегу, оставленные Ренатом, и сжимая в руках оба конверта.
Когда снова поднялся ветер, он вернулся в подъезд, но в квартиру не зашел, а поднялся на крышу. Скользя по обледенелому железу, лег, раскинув ноги и руки и выдыхая облачка пара. Питерское небо было на расстоянии вытянутой руки – казалось, стоит черпнуть ладонью, и поймаешь его за фиолетовый хвост, украшенный редкими звездами.
Лежать было холодно, но Леша лежал. Лежать и смотреть наверх – это было его любимое занятие, и он так от него отвык, что несчастные минуты на морозе воспринимал как настоящее счастье. Счастье просто побыть одному.
– Леша?
Мышкин вздрогнул. Марина Кахиани, балансируя, прошла по скользкой крыше и села рядом.
– Что Вагазов? – спросила она.
– Я не могу сказать. Но всё в порядке. Правда.
– Максим вызвал вам такси в Пулково, – сказала она.
– Спасибо.
– Слушай, – она замялась, – когда ты просил меня вспомнить о поворотном моменте. Так вот, для меня запах инсептера – это запах моря.
– Не так плохо.
– Мой брат утонул, – произнесла она, глядя на салют вдалеке. Звуки почти не слышались.
Леша хотел сказать, что он любит море, что год жил на Кипре, что за это время море ему стало почти другом, и что он валялся на пляже и считал звезды, и что на Кипре звезд больше, чем зимой в Питере. И что Питер ему не нравится совсем, но вот сейчас, в эту конкретную минуту, он готов с ним помириться и даже как-то его принять. В голове было много мыслей, но Леша молчал, искоса поглядывая на темный профиль Марины.
– Тебя ведь кто-то ждет в Москве? – спросила она.
– Нет, – ответил Леша после недолгой паузы, – никто.
Воспоминания о Ларисе, о той глупой драке со Святославом, о том, что она его совсем-совсем не любит, отдались в сердце слабым звонком. Почему-то сейчас это не казалось таким уж важным.
– Значит, ты кого-то ждешь, – улыбнулась Марина. – Максим звонит. Такси приехало. Пойдем.
* * *В такси, битом серебристом «Солярисе», витал запах ядреного цветочного ароматизатора, бензина и табака. Леша ехал на переднем сиденье, вглядываясь в пустую, припорошенную снегом дорогу. Питерская ночь казалась гулкой и одинокой.
– На Новый год в Москву? – спросил таксист. – К друзьям? К родителям?
– Ага, – протянул Анохин сзади.
Леша не мог разговаривать. Хотелось только смотреть вперед, щуриться на фонари, глубоко дышать, чтобы не тошнило от ужасной вони.
В «Пулкове» Мышкина накрыла обычная аэропортовая суета, к которой он был так привычен в прошлой жизни и от которой успел отвыкнуть. Очередь на регистрацию – досмотр. «Ремень снимите, мелочь выньте из карманов».
Леша молча снимал, вынимал, ставил, шел, куда нужно и делал, что скажут. Анохин следовал за ним молчаливой, покладистой тенью. Мышкин считал каждую минуту. Всё, чего он хотел, – сесть в чертов самолет, прилететь в Москву и забыть эту поездку как страшный сон. Квартиру Максима, драку, то, как они тащили недвижимого Вагазова по ночной улице, как Леша всю ночь боялся, что тот умрет. И разговор о морочо тоже.
Когда самолет набрал высоту и Анохин сонно закрыл глаза, Леша достал телефон. Фотографии из Питера получились дурацкие. То они с Никитой глаза сощурили, то рожи красные, то просто глупые. Конверт Рената Вагазова лежал в рюкзаке.
* * *Такси из «Внуково» довезло их до школы от силы за полчаса. В этот раз водитель попался неразговорчивый, и Леша наконец-то был предоставлен своим мыслям и разглядыванию фур на МКАДе. Москва помаргивала новогодними гирляндами. Леша смотрел сначала на вереницы одинаковых блочных домов, потом на пылающий центр и всё никак не мог понять, любит ли он свой город или нет. Еще пару часов назад в Питере он мечтал вернуться, а сейчас ехал по ночной столице и не знал, почему все его ужасы никуда не делись, и от перемены мест ничего не изменилось.
Школьный охранник пьяно посапывал на рабочем посту, и Леша с Никитой добрались до комнаты без выговоров и происшествий.
– Я морочо, – сонно пробормотал Леша, заворачиваясь в одеяло.
Никита ничего не ответил. Он лежал, отвернувшись к стене.
– Никит?
– Чего?
– Я, – Леша замялся, – я просто хотел поговорить. Я наконец узнал, кто я такой, почему я ни инсептер, ни акабадор. Мне, знаешь, стало спокойнее. Хотя Вагазов сказал, что я могу умереть, если мы не спасем Альто-Фуэго. Никит?
– Я сплю, – прохрипел Анохин, не поворачиваясь. – Давай завтра об этом.
Леша глядел в потолок, задумчиво водил пальцем по дырке на простыне и думал: хорошо, ему нужно найти Люка Ратона, чтобы спасти отца. Но зачем это всё Никите Анохину?
Treinta/Трейнта
Утро тридцать первого декабря
