Она зовет меня, и я сразу понимаю, что это с ней мы говорили по телефону. У нее глубокий звучный голос. Он исходит из места, которое гораздо ближе ко мне, чем я могла предположить, заглядывая в зеркало. По спине бежит холодок оттого, что она гораздо ближе ко мне, чем человек в постели. Если там вообще лежит человек.
Мое имя в ее исполнении звучит так, словно оно гадкое на вкус.
— Да, — отвечаю я.
— Ты уже расположилась? — это не похоже на вежливый вопрос, в нем нет ни тепла, ни дружелюбия, скорее раздражение.
Я держу руки на коленях.
— Да, — повторяю, чувствую себя школьницей у кабинета директора, только сейчас я вообще не представляю, что сделала не так.
— Мы предпочли бы никого не нанимать, — слышится грубый голос, — но дом нуждается в уборке, а рассчитывать на Адалину было бы глупо.
— Я рада, что вы все же приняли такое решение, — не знаю я, как реагировать, и от этого не могу остановить поток болтовни. — Это произошло в удачный для меня момент. Мне нужно было уехать из Лондона. И я не могла отказаться от такого прекрасного предложения.
Замолчи. Ей не нужно знать.
— Неужели?
— Семейные дела, — быстро отвечаю я. Звучит неубедительно, короткий шаг назад, и, хотя это невозможно, тишина становится такой напряженной, что я думаю, ей чудом стала известна моя история. Что бы она сказала, узнав, что я совершила?
— Как ты знаешь, я не люблю компанию, — слышу я и с облегчением вздыхаю: мы сменили тему. — Ты можешь рассматривать эту работу как возможность сбежать или как приятные каникулы, но этот замок — мой дом, и я здесь хозяйка. Если тебе это подходит, прошу: будем держаться друг от друга подальше любыми доступными способами.
Во рту у меня пересохло. Облегчение сменяет удивление, затем шок.
— Конечно, — говорю я.
— Можешь идти.
Конец встречи, если это можно так назвать. Пока я размышляю, уместно ли будет попрощаться, как сделать это не слишком формально, дверь захлопывается перед моим носом — громкий удар, затем тишина.
* * *Вечером я сажусь на автобус до города. Перед наступлением ночи Флоренция прекрасна: в реке танцуют мерцающие огоньки, по мощеным улицам прохаживаются парочки, воздух наполняется запахом пиццы, смешанным с пьянящим винным ароматом.
Включаю телефон. Вечность уходит на подключение к Сети, поиск сигнала и подключение 3G. Жду. Секунды как часы. Каждый сигнал о новом сообщении заставляет сердце неистово биться. Одно от Билл, другое от хозяина квартиры. В WhatsApps с пляжа на Барбадосе пишет Тильда, шлет пожелания удачи и множество смайликов. Стыдно признаться, но совсем не их я жду. Я жду весточки от него — электронное письмо, эсэмэску, пропущенный звонок, что угодно. Моргаю, прогоняя слезы, — ничего, конечно же. Что бы подумала сейчас Тильда о своей надежной старшей сестре, которая укладывала ее в постель, делала чай и дожидалась каждый вечер с прогулок или свидания?
Лучше об этом не думать.
Прячу телефон в сумку и направляюсь к библиотеке, думая только о том, как это поможет отвлечься, затем поднимаюсь по ступенькам ко входу.
Она работает допоздна, полная тишины, знаний, привлекающая возможностью побыть наедине с собой. Я размещаюсь в кабине с архивом, достаю телефон, чтобы выключить звук, и снова вижу сообщение от Билл:
Колись уже, кто она? Какая она? Чмоки
Из-за сегодняшней встречи с синьорой я на грани срыва. Ужасная, — начинаю писать в ответ, — ужасная, грубая и ненормальная. Зачем я сюда приехала? Зачем дала тебе себя уговорить? Затем стираю написанное. Не хочу говорить Билл правду: женщина, с которой я сегодня говорила, жесткая и холодная, бессердечная и презрительная, но по какой-то безумной причине она притягивает меня, я очарована ею, я чувствую, что между нами есть связь, которую нельзя описать словами. Мне нужно знать, кто она. Нужно знать, почему она избегает общества.
Прямо как я сама.
Неожиданно я начинаю дорожить своей изоляцией. Возможность связи с внешним миром начинает вызывать панику, я боюсь, что могу узнать ужасные новости. От Билл, от кого-то из сестер, от папы или от случайного знакомого в «Фейсбуке», с которым я не говорила годами, может прийти сообщение о разоблачении. Я сто раз прокручивала в голове, что будет, когда все раскроется: Люси, какого черта? Это правда? Или короче: Началось.
Как всегда, борюсь с соблазном проверить новостные сайты, поискать в Google его имя и имя его жены, узнать, не появилось ли чего нового, но я твердо уверена, что Билл сообщит мне сразу же, как только что-то произойдет. Она не говорит об этом ни слова. Моя добрая подруга пытается помочь мне забыть. Но как я могу забыть? Это невозможно. Я решаю совсем отключить телефон и полностью погрузиться в то, зачем пришла сюда. Так я, во всяком случае, могу не думать о своем положении. Каким бы сложным ни был путь в Барбароссу, там меня ждала смена обстановки. И какой бы стервой ни была хозяйка дома, она позволила мне отвлечься. В доме что-то произошло. Об этом говорят его стены, тени, блуждающие меж ними, каждый темный угол. Загадочность Адалины, безумие Сальваторе. Голос за дверью, звуки на чердаке, холод и безмолвие.
Что-то произошло.
Я начинаю с того, что вбиваю название замка в строку поиска на компьютере с архивом. Быстрый поиск не дает ничего, но местные записи дают больше. Они все на итальянском, я забиваю текст в переводчик — результат не идеален, но мне хватает, чтобы картина начала вырисовываться. Я просматриваю записи до самого раннего упоминания: 1980 год, когда она перебралась сюда из Америки. Ее появление вызвало ажиотаж.
Тоскана празднует возвращение домой своего сына, известного доктора Джованни «Джио» Моретти, и его жену, голливудскую актрису Вивьен Локхарт, которые поселились в замке Барбаросса во Фьезоле. Пара обручилась месяц назад на романтичной церемонии в Лос-Анджелесе, а сейчас вернулась в Италию, чтобы, по словам их пресс-секретаря, «начать семейную жизнь в спокойной обстановке». Моретти занят в сверхсекретном научном проекте, для которого был нанят в частном порядке, а Локхарт, как говорят, сделает перерыв в своей кинокарьере.
Так вот кто она. Конечно! Вивьен. Когда я вижу перед собой ее имя, это кажется очевидным. Я не застала ее
