– Лев запутался в сетях, о царица! Прикажешь убить его?
Мериамун хоть и закрыла лицо руками, но все видела сквозь неплотно сдвинутые пальцы. Услышав этот вопрос, она содрогнулась и сказала:
– Нет, не убивайте, но заткните ему рот, снимите с него доспехи и закуйте в кандалы, а потом отведите в темницу и прикуйте к стене самыми крепкими бронзовыми цепями. Держите его там до возвращения фараона. Он покусился на честь фараона и покрыл себя позором, нарушив клятву, которую ему дал, и потому пусть фараон сам решит, какой смертью он должен умереть.
Услышав эти слова и поняв, какая страшная участь ожидает Скитальца, Курри нагнулся к нему и сказал:
– Это я, сидонец Курри, перерезал тетиву твоего знаменитого лука, Эперит, я, ведь ты перебил моих людей, а меня сделал рабом. И знаешь, чем я перерезал тетиву? Тем самым наконечником копья, который ты мне отдал. И я буду просить фараона о милости, чтобы он отдал тебя мне на пытки и мучения, ты будешь умирать медленной смертью и проклинать день, когда ты родился на свет.
Скиталец поглядел на него и сказал:
– Лжешь, сидонская собака. У тебя на лице написано, что ты сам скоро умрешь, не пройдет и часу, и умрешь страшной смертью.
Курри отпрянул со злобным рычанием.
Это всё, что успел произнести Одиссей, ему раздвинули челюсти и всунули в рот железный кляп, сорвали с него доспехи и надели кандалы, как приказала царица.
Мериамун же ушла к себе в уборную, поспешно задрапировалась в покрывало, скрыв разорванное ночное одеяние, и препоясалась золотой Змеей, которую ей суждено теперь носить всегда. Но волосы она оставила в беспорядке и не стала смывать с лица слез, пусть все видят, как она убита позором и как горько скорбит. Так она и будет убиваться и скорбеть до возвращения фараона.
Реи и Елена Златокудрая дошли по улицам города до дворцовых ворот. Но здесь Реи понял, что им придется ждать до рассвета, ведь он должен был вернуться во дворец вместе со Скитальцем, у которого дворцовая стража была под началом, а сам он пароля не знал.
– Мне было бы легко заставить их открыть эти огромные ворота, – сказала Елена стоявшему рядом с ней Реи, – но, думаю, лучше нам подождать. Может быть, тот, кого мы ожидаем, выйдет к нам сам.
И они поднялись на портик храма Осириса, который стоял против ворот дворца, и стали ждать, пока восток посветлеет.
Елена молчала, но не спускающий с нее глаз Реи знал, что на сердце у нее мучительная тревога, хотя он и не видел ее скрытого вуалью лица, – она время от времени взволнованно вздыхала, и алая звезда на ее груди поднималась и опускалась.
Но вот первые лучи восхода осветили портик храма, и она сказала:
– Теперь войдем, пора. Сердце мое предвещает большую беду. Много горя мне пришлось пережить, но раз так судили боги, я должна следовать их воле.
Они подошли к воротам, и стражник, внимательно оглядев их, открыл ворота перед жрецом Реи и скрытой под вуалью и закутанной в покрывало женщиной, которая пришла с ним, – его поразила красота ее облика.
– Где же вся остальная стража? – спросил Реи солдата.
– Не знаю, – ответил тот, – недавно во дворце поднялся сильный шум, и начальник нашего караула пошел туда, я один остался охранять ворота.
– Ты видел господина Эперита? – снова спросил Реи.
– Нет, я не видел его со вчерашнего вечера, он после ужина не пришел проверять стражу, хоть и должен.
Реи удивился. Они с Еленой вошли в ворота. Во дворце они увидели, что люди бегут к пиршественному залу, который находился близ покоев царицы. У кого-то в руках было оружие, кто-то не был вооружен, но все бежали туда, откуда неслись громкие крики. Реи и Елена дошли до пиршественного зала и увидели в его дальнем конце, там, где были двери, ведущие в покои царицы, огромную толпу.
– Спрячься, госпожа, спрячься, – прошептал Реи своей спутнице, – я чую смерть. Смотри, вот тут драпировка, встань за ней, а я узнаю, почему такой шум и переполох.
Елена зашла за занавес, висящий между колоннами, послушная просьбе Реи, ее сердце трепетало от страха, она была точно во сне. Едва она успела скрыться от людских глаз, как мимо Реи пробежал человек, в котором он узнал своего слугу.
– Стой! – крикнул Реи. – Иди сюда и расскажи мне, что тут происходит.
– Творятся страшные дела, господин, – отвечал слуга. – Эперит, тот самый чужестранец, которого наш фараон поставил начальником своей стражи, когда ушел воевать с взбунтовавшимися апура, так вот этот самый Эперит покушался на честь царицы, которую он должен охранять! Но она от него убежала, ее крики разбудили стражу, и стража застигла его прямо в опочивальне фараона. Некоторых он убил стрелами из своего заколдованного черного лука, но сидонец Курри перерезал тетиву, и тогда толпа его одолела. Сейчас на него надели кандалы и тащат в темницу, там он будет ждать приговора фараона. Смотри, его несут! Мне пора, я послан с поручением к смотрителю тюрьмы.
Елена Златокудрая услышала рассказ об этом позорном событии, и ее охватило такое горе, что, будь она смертной женщиной, она бы умерла. Так вот каков мужчина, кого ей суждено было полюбить, чьей супругой она должна была вчера вечером стать. Боги снова над ней посмеялись. Так было всегда, так будет и впредь. Не зная любви, прожила она всю свою жизнь, и вот теперь, когда она наконец узнала, что такое любовь, и полюбила навсегда единственного мужчину на свете, каким отвратительным позором всё кончилось! Она схватилась за складки драпировки, чтобы не упасть, потом, услышав шум, украдкой выглянула. По залу двигалась толпа. Впереди десять солдат несли на плечах носилки. На носилках лежал мужчина с кляпом во рту и так жестко скованный бронзовыми цепями, что не шевельнуться – казалось, это охотники несут загнанного оленя или дикого быка, чтобы принести в жертву. Но даже скованный, поверженный, Скиталец был так могуч, глаза его так гневно сверкали, что толпа в испуге отшатнулась. Таким увидела Елена своего возлюбленного во второй раз – его, беспомощного, опозоренного, пронесли мимо нее в темницу. Из глубин ее сердца вырвался стон, стон великого горя, что ее постигло, потом она крикнула, потрясенная позором и неверностью того, кого ей суждено любить:
– Ах, Одиссей, как низко ты пал, ты, некогда достойнейший из мужей!
Он услышал эти слова, узнал голос Елены и стал искать ее взглядом. На его шее и на лбу надулись жилы, он
