– Нет! И тебе на время операции от этого лучше отказаться. Хотя говорят, что наркоманам это не под силу! Связался я, дурак, с «наркошей», знал бы...
– И что было бы? – голос Али начал приобретать металлический оттенок.
– Не пошел бы с тобой!
– Значит, если человек наркоман – то для тебя дерьмо?
– Я этого не говорил! Но...
– Никаких «но». И советовать маме своей будешь! – взорвался вдруг Али. – Ты сначала просиди в одиночке с мое, сопляк, а потом на зоне почалься! Тогда и советуй, солдат удачи хренов! Ты думаешь на мне крови меньше, чем на тебе? Ошибаешься, парень! Вот этими самыми руками я головы отрывал, на куски людей рвал, понял? Я еще посмотрю, что ты за вояка! А то так и останешься в вечной командировке, несмотря на все свои бицепсы, «качок»! Перегрызу пополам, клянусь!
– Ну чего ты, шеф, завелся? Я же хотел для тебя лучше сделать!
– О себе заботься, а я уж как-нибудь сам! Жди в машине, как только соберусь, поедем!
– Я все понял!
– Так-то лучше!
Генрих вышел из номера. Вскоре они уже продолжали путь.
Подъезжая к границе Московской области, Али достал сотовый телефон, набрал номер:
– Фаина? Это Али! Ну что там?
– По-моему, твой человек и мой муж что-то нащупали. По крайней мере завтра, как я знаю, они едут с дружком Зураба по какому-то адресу. Тебя когда ждать?
– А вот это тебе знать не надо! Я уже здесь! И ни слова мужу, женщина!
– Ты же знаешь, Али, я все сделаю, как ты сказал!
– Вот и молодец! А то, что я обещал, – сделаю, не волнуйся!
– Быстрее бы!
Генрих посмотрел на Али. Комолов счел нужным объясниться:
– Мои люди, судя по всему, нашли возможность определить место, где скрывается мой «кровник».
– Что это за люди? Что за Фаина? И вообще, когда ты намерен объяснить мне мою задачу!
Али ненадолго задумался. Они приближались к Москве, и действительно, наступила пора ввести наемника в курс дела. Али решил начать с истории, с той памятной ночи далекого восемьдесят третьего года. Естественно, в его изложении не было ни убийства сослуживца-часового, ни расстрелянных стариков- чехов, ни растерзанных маленьких детей. Лишь то, что они с братом, взяв в заложницы молодую чешку, пытались уйти за «бугор». Но офицеры-шакалы даже разговаривать не стали, окружили дом, предложили сдаться и, получив отказ, открыли шквальный огонь на поражение. Несмотря на то что в здании, кроме братьев и заложницы, находились еще мирные жители.
– Потом был штурм! Брата Мухтара убили у меня на глазах, хотя он бросил оружие. И расстрелял его тот самый человек, который сейчас является нашей главной целью. Старлей прикончил бы и меня, но его успели оттащить другие офицеры. Затем был трибунал во Львове. На меня «повесили» трупы чехов и приговорили к высшей мере. Но аллах не дал свершиться несправедливости! Верховный суд заменил расстрел на пятнадцать лет лишения свободы. И вот тогда, в одиночной камере, замерзая на бетонном полу, избитый, я поклялся, выйдя на волю, отыскать этого проклятого шакала, Лобанова, и отомстить лютой смертью. Вырезать всю его семью!
– Ну старлей, понятно! А семья-то здесь при чем?
– Я так решил!
– Я, конечно, в ваших диких обычаях мало что понимаю, но мне кажется, что месть должна быть справедливой. Кровь за кровь! Как раньше говорили: «Око за око, зуб за зуб».
– Мне повторить? Я так решил, а решений своих я никогда не меняю! Понял?
– Ладно, ладно, продолжай.
– Я вышел на волю и начал поиски. Не буду рассказывать, как мне все удалось. Но в конце концов я нашел его. Но в первый раз месть не получилась. На даче, где должен был отдыхать Лобанов с семьей, случайно оказались другие люди. Если бы я знал, то не тронул бы никого. Но я ошибся! Они случайно поплатились жизнью.
Генрих перебил Али:
– Видел я по «ящику», КАК они поплатились! Ты их в натуре порвал на куски.
– Генрих! Ты много видишь и еще больше говоришь. Лучше, если бы ты так же много умел делать!
– За это не волнуйся. Все, что надо, я сделаю. Только, Али, сразу учти, баб с детьми под меня не подставляй! Их мочить я не буду! Моя задача – прорыв блокады ментов!
– Учту, чистюля. А еще говорили, что ты самый крутой. Что-то я начинаю сомневаться в этом!
– Али! Завяжи базар, а то я могу и обидеться! И то, что я подчинился тебе, еще не значит, что не сверну тебе шею, если ты будешь слишком борзеть в словах и поступках. Саркис меня знает и говорит только то, за что может ответить. Запомни это, шеф!
– Хорошо, хорошо, я погорячился!
– Много горячишься. Это делу только помешает, держи себя в руках, а эмоции сбрось на острие своей
