– О-го-го! – засмеялся он. – Все идет хорошо, хотя дорога будет долгой, поскольку, что бы Белая королева ни показала тебе в огне небес над нами, в воде она показала тебе правду, потому что это закон колдунов. Ты хорошо поработал для меня, Макумазан, и ты получил свою плату, поскольку увидел мертвых, которых ты хотел увидеть больше всего на свете.
– О, – ответил я равнодушно, – плата в виде горьких фруктов, когда сок горит и обжигает рот, а камни падают в горло. Говорю тебе, Зикали, она наполнила мое сердце ложью.
– Макумазан, я понимаю твое огорчение, но ведь это была приятная ложь, не так ли? Кроме того, я думаю, что в ней была мудрость, которую ты не нашел бы за много лет. Ложь, все ложь! Но выше лжи – правда, спрятанная, как Белая королева под вуалью. Ты снял вуаль, Макумазан, и то, что ты увидел, заставило тебя пасть перед ней на колени. Ты прошел Долину лжи до конца, свернул, затем, блистая на солнце как золото, ты достиг Горы вечной правды, которую ищут многие, но находят лишь единицы. Ложь, ложь, все ложь! Выше всего того, что я говорил тебе, стоит правда, Макумазан! Да! Да! Прощай, Макумазан, Бодрствующий в ночи, Ищущий правды. После ночи придет рассвет, а после смерти что придет, Макумазан? Ты это узнаешь однажды, потому что вуаль снята, ведь, в конце концов, Белая королева показала тебе, что там, Макумазан?
Сокровище озера
Предисловие Аллана Квотермейна
Дописав сию книгу до конца, я вспомнил, что совсем забыл упомянуть, когда мне впервые пришло в голову отправиться в землю народа дабанда, к священному озеру Моун, на чьих берегах – или, если быть точным, невдалеке от его берегов – я нашел приют. А посему исправляю сейчас это упущение.
Есть в провинции Наталь один монастырь, куда я время от времени наведывался. Среди достойной братии там жил весьма ученый монах, ныне ушедший, как говорят зулусы. Наши взгляды во многом расходились, но я имел честь пользоваться его доверием и, смею заметить, дружеским расположением. Брат Амвросий, швед по рождению, стал называться так, приняв постриг, а настоящего имени его я не знаю. Несостоявшийся археолог и этнограф, он не свернул со святого пути, но сумел совместить недюжинные познания в этих науках с необычайным благочестием. Так, например, этот человек слыл крупнейшим знатоком бушменской росписи среди всех, кого я только встречал, и был гораздо более меня самого сведущ в истории, религиозных верованиях, нравах и обычаях обитателей Восточной, Центральной и в особенности Южной Африки. И поскольку наши пристрастия в различных областях знаний совпадали, мы с этим монахом регулярно переписывались, ибо не всегда имели возможность встретиться и поговорить лично.
Одно такое весьма содержательное письмо брат Амвросий прислал мне много лет назад из Мозамбика, куда его направили в качестве миссионера. Я до сих пор храню сие послание. И дабы быть точным, процитирую некоторые места из него.
Вот что писал мне монах:
Ныне я нахожусь на острове, куда прибыл по просьбе человека, освободившегося из неволи. Он призвал меня, поскольку один только я мог совершить обряд крещения и позаботиться о больном в его последний час. За это время подопечный поведал мне немало секретов. Петр, каковое имя он принял, ибо вошел в лоно христианской Церкви в день памяти означенного святого, отличался весьма примечательной наружностью. Весь облик и телосложение выдавали в нем араба, а родной язык его являл собой довольно устаревшее арабское наречие. При этом глаза у него были большие и круглые, совсем как у совы (он наверняка хорошо видел в темноте), а на красивом, с правильными чертами лице неизменно лежал отпечаток грусти. Полагаю, меланхолия вообще свойственна его народу.
Петр поведал мне, что принадлежит к немногочисленному племени, живущему в тени гор Руга, вблизи от крупного озера, названия коего я не знаю. Горы сии отстоят недалеко от непроходимой местности, расположенной по берегам одного из притоков реки Конго. Само поселение, как я понял, располагается в глубокой долине, окруженной скалами. Посредине в обрамлении леса лежит обширное озеро, которое у соплеменников Петра считается священным. В ответ на мои расспросы он объяснил, что там, на острове, живет жрица – обладающая магическими способностями красавица, которая считается тенью некоей богини. Она изрекает пророчества и раздает благословения своим подданным. Ей также приписывают способность вызывать дождь и избавлять их народ от всевозможных напастей. С этой женщиной у аборигенов связана масса легенд, настолько абсурдных, что мне даже жалко тратить время на их пересказ. Так, например, ее саму вместе с мужем, вождем племени, в определенном возрасте якобы приносят в жертву. И тогда место ее занимает другая – по слухам, дочь прежней жрицы.
Петр поведал мне еще кое-что, и это, уверен, заинтересует Вас, мой дорогой друг. Хоть я и очень занят, но, разумеется, поспешил написать это письмо, главным образом дабы изложить суеверия и легенды, что бы они там ни значили, пока все еще свежо в моей памяти. Мы с Вами частенько беседовали о всевозможных африканских загадках, включая табу. Так вот, этот человек поведал мне о таких формах запретов, о каких я и не слыхивал. Только представьте, вся дичь для членов его племени считается табу, и никто не смеет охотиться на диких зверей и есть их. Судя по всему, они там все поголовно вегетарианцы, хотя порой и вносят разнообразие в режим питания, употребляя мясо козы или коровы, коих разводят во множестве. Но и это еще не все. Петр уверял, что его соплеменники якобы живут бок о бок с дикими зверями и умеют управлять ими точно так же, как мы – собаками, лошадьми и другими домашними животными. Якобы они запросто отсылают лесных тварей прочь и призывают обратно, куда бы те ни скрылись, заставляют выполнять любые команды и даже могут натравить их, на кого захотят.
Я допытывался у Петра, в чем причина такой поразительной власти его соплеменников над дикой природой (откровенно говоря, мне это кажется совершенно неправдоподобным), но в ответ он лишь твердил о жрецах, исповедующих пифагорейское учение о переселении душ. Позволю себе заметить, что это весьма популярная в Африке теория, в особенности если имеешь дело с местными вождями-узурпаторами. Изволите ли видеть, Квотермейн, эти дикари полагают, что когда душа покидает тело человека, то
