– Выбрать? Ты, наверное, хотел сказать, взять все и вдобавок еще сотню соверенов на непредвиденные расходы?
Кенека закатил глаза и вздохнул:
– Что ж, так тому и быть. Завтра я покажу тебе слоновую кость.
Он вошел в дом и, вернувшись с холщовым мешком, открыл его. Я увидел, что тот полон золота.
– Возьми это в качестве задатка, господин.
Тут деловое чутье снова пришло мне на выручку.
Сообразив, что если я возьму сейчас хоть одну монетку, то сделка вступит в силу, какого бы качества ни оказалась слоновая кость, я решительно отпихнул мешок:
– Вот увижу бивни, тогда и потолкуем. А пока спокойной ночи.
Наутро явился слуга, чтобы сопроводить меня в дом Кенеки.
На этот раз я прихватил с собой Ханса, заранее введя готтентота в курс дела и надеясь получить от него хороший совет.
– Стойте на своем, баас, и постарайтесь заполучить как можно больше. Жаль, что баас не торгует женщинами, как арабы: у Кенеки есть такие славные девушки, и он отдал бы любую, не будь баас таким примерным христианином. Знаете, баас, мне кажется, что вы можете запросить у него любую цену. Кенека жаждет поскорее покинуть свой крааль, но без вашей помощи ему не выйти отсюда живым.
– Оставь свои глупости, – сказал я, хотя в глубине души был с ним согласен.
Дверь дома, как и прежде, открыл сам Кенека. Он подозрительно взглянул на Ханса, но промолчал. А внутри я увидел такое богатство, что у меня загорелись глаза. Бо́льшую часть пространства за оградой занимала слоновая кость; впрочем, некоторые бивни почернели от времени, зато три или четыре экземпляра оказались значительно крупнее всех, что мне доводилось когда-либо видеть. Ханс, прекрасно разбиравшийся в слоновой кости, переходил от бивня к бивню и внимательно их изучал, что заняло довольно много времени, а я подсчитывал общую стоимость, исходя из тогдашнего рыночного курса. За вычетом транспортных и прочих расходов получалось как минимум семьсот фунтов стерлингов.
Потом мы очень долго обсуждали детали и наконец пришли к соглашению, условия которого я изложу вкратце. Я должен сопроводить Кенеку на земли его родного племени дабанда, если только мне не воспрепятствует в этом тяжелая болезнь или стихийное бедствие, после чего волен вернуться обратно или же идти куда пожелаю. Кенека, в свою очередь, обязывается уплатить за услуги слоновой костью и за свой счет отправить ее на Занзибар моему доверенному лицу, агенту, который продаст товар с максимальной выгодой и перечислит вырученную сумму в банк Дурбана. Кроме того, мешок, в котором и впрямь оказалось сто соверенов, перешел в мои руки. Поначалу я обрадовался, а потом сообразил, что в дикой местности, куда мы направлялись, от золота нет никакой пользы.
Да, Кенека вдобавок еще взял на себя обязательство устроить так, чтобы я оказался в его краале желанным гостем, а также на протяжении всего пути защищать меня по мере сил.
Таковым в общих чертах был наш договор (я в душе ликовал, разглядывая свое приобретение), который мы скрепили подписями. Я поставил свой крупный и размашистый росчерк, Кенека вывел затейливые арабские символы, в которых уже порядком поднаторел, а Ханс – отметку свидетеля, а скорее кляксу, потому что перо расщепилось. Покончив с формальностями, я ушел обратно в лагерь в приподнятом настроении, пообещав вернуться после полудня, чтобы обговорить все детали отгрузки слоновой кости и предстоящего путешествия.
– Ханс, – обратился я к слуге; кроме него, поговорить было не с кем, – а ловко я обделал это дельце, верно? Учись, мой друг! Нужно, как говорится, ковать железо, пока горячо. Ведь завтра Кенека вполне мог передумать и назначить меньшую цену.
– И впрямь ловко, баас. Хотя порой яркие искры от железа слепят глаза. Уверен, что завтра Кенека предложил бы вдвое больше, ведь его запасы намного богаче. Я тоже преподам вам урок, баас: лучше бы вы выждали некоторое время. Разве я не говорил, что этому типу просто не терпится уйти отсюда, а без вашей помощи это невозможно, так что он ничего не пожалеет?
– Пусть так, Ханс, – ответил я, немного обескураженный, – но я бы в любом случае не смог выручить лучшую цену.
– Все зависит от того, во сколько вы оцениваете свою жизнь, баас, – задумчиво произнес Ханс. – По мне, так все слоновьи бивни, какие только есть в мире, не стоят человеческой жизни, ведь из них даже гроб не сколотишь.
– Что ты несешь? – спросил я сердито.
– Я всего лишь думаю, баас, что мы с вами умрем прежде, чем достигнем места назначения. Представьте, что эти бивни никогда не попадут на побережье, ведь у Кенеки тоже есть, как вы говорите, деловая хватка. По дороге он может подстроить кражу бивней и вернуть их себе. На его месте, баас, я бы так и поступил. Зато у бааса останутся сто соверенов, которые очень нам пригодятся, когда мы будем помирать с голоду в каких-нибудь дебрях, или же помогут нам подкупить идола Кенеки, чем бы тот ни был, или…
Тут я потерял терпение и хотел было влепить Хансу затрещину, но он ловко увернулся и с ухмылкой убрался восвояси, предоставив мне самому управляться с обедом. Пока я ел, на душе у меня скребли кошки: мысль, что этот негодник может оказаться прав, не давала покоя. Снискав сомнительную выгоду, я обрек себя на неведомые опасности в компании с туземцем, о котором почти ничего не знаю, кроме того, что он довольно странный тип, а учитывая оплату вперед, я теперь нахожусь в полном его распоряжении. Пусть даже я потеряю товар и вырученные за него деньги, все равно сто соверенов отягощали мой карман и мою совесть, как кусок свинца.
Я уже раскаивался, от всей души желая никогда не видеть эти проклятые бивни. Я даже порывался отправить Ханса с золотом к Кенеке, но потом передумал, ибо, откровенно говоря, сомневался, что тот получит свое золото обратно. Дело не в том, что Ханс нечестен, просто возвращать деньги тому, кто их дал, было против его правил. Он уж, скорее, закопает мешок или вручит его ревнивой жене вождя, от которой узнал так много интимных подробностей, но Кенека не увидит своих денег, если только я сам их ему не верну, а поступить так мне не позволяла гордость.
Вдруг настроение мое
