Какое-то время я сидел, прислушиваясь к его громогласному храпу, нарушавшему тишину, и смотрел на звезды, восхитительно сиявшие в безоблачном небе. Внезапно мимо меня проскользнул Кенека и, расположившись в некотором отдалении на плоском камне, принялся делать руками над головой причудливые пассы.
– Человек-сова разговаривает со своей звездой, баас, – прошептал мне на ухо Ханс и показал на Венеру. – Он каждую ночь советуется с нею, как поступить дальше.
– Рад это слышать, потому что лично мне наше будущее представляется весьма туманным.
– О, мы просто пойдем вперед, баас, и все тут. Если достаточно долго идти, рано или поздно обязательно выйдешь на другую сторону.
«Ну просто изречение, достойное философа, – подумал я, – вот только не помешало бы еще уточнить, что ждет нас на той стороне».
Распорядившись, чтобы Ханс и охотники поочередно стояли на часах (хотя это и было излишней предосторожностью, ибо готтентот, когда беспокоился, спал вполглаза), я отправился в палатку, вознес краткую молитву – привычка с детства, которой, мне не стыдно в этом сознаться, я следовал почти неизменно, – и сразу провалился в сон.
Когда еще не вполне рассвело, хотя по тающим звездам и запахам в воздухе уже угадывалось приближение рассвета, меня разбудил Аркл, который завозился в своем углу.
– Я собираюсь искупаться, – объявил он, заметив, что я не сплю, – ибо это является пределом мечтаний человека, который не мылся целую неделю. Силы снова вернулись ко мне.
Я от души порадовался этому и заметил, что он, должно быть, очень везучий человек.
– Да уж, – произнес Аркл задумчиво, – моя жизнь висела на волоске. К счастью, я хороший бегун. Два года подряд на состязаниях между Оксфордом и Кембриджем выигрывал забег на три мили. Послушайте, мистер Квотермейн, вам, наверное, интересно, кто я и как сюда попал. Пока у нас есть время, я вам все расскажу, если вы готовы меня выслушать,
И вот что поведал мне новый знакомый:
– Хотя Арклы никогда не были особо преуспевающими дельцами, несколько поколений моих предков довольно ловко вели дела в Манчестере и Лондоне. Они считали себя колониальными торговцами и повсюду, вплоть до Западной Африки, имели коммерческие связи. Однако мой отец, умерший несколько лет назад, не пошел по стопам деда и прадеда. Он был по натуре мечтателем и слыл среди родственников чудаком, ибо всерьез увлекался астрологией. Кажется, я уже упоминал об этом. Так вот, мой батюшка отказался иметь какое-либо отношение к торговле и, вознамерившись стать врачом, а именно хирургом, сумел-таки настоять на своем. Несмотря на эксцентричность, он добился на этом поприще больших успехов и стал, без преувеличения, просто выдающимся специалистом. Сделавшись зажиточным, отец открыл небольшую частную практику, но в основном работал в больницах для малоимущих.
Окончив колледж, я тоже изъявил желание стать врачом. Вскоре после того, как я получил диплом, отец скончался; матушка моя умерла еще раньше. Других детей у моих родителей не было, так что я остался единственным наследником. Кроме того, мой кузен, единственный сын папиного старшего брата, сэра Томаса Аркла, погиб в результате несчастного случая, и дядя попросил меня взять дела компании в свои руки. Я нехотя согласился, ибо просто не мог отказать родственнику. Коротко говоря, когда на меня вместе с титулом баронета свалилось все его немалое имущество, я решил, что мне нет никакого смысла заниматься медицинской практикой. Да и дядюшка тоже был полностью со мною солидарен.
С другой стороны, коммерция меня, как и моего покойного батюшку, совершенно не прельщала. В конце концов мы с дядей нашли компромисс. Я согласился отправиться на несколько лет по делам фирмы в Западную Африку. Это совпало с моим собственным желанием, так как я мечтал понаблюдать за человеком в его естественной среде обитания и изучить некоторые редкие заболевания. По окончании поездки я должен был вернуться, выдвинуть свою кандидатуру в парламент, вступить в права наследства (а состояние у Арклов, надо сказать, весьма внушительное) и, купив титул пэра, выгодно жениться и всячески способствовать процветанию нашей, так сказать, династии.
– Понимаю, такова, что называется, официальная версия, но вполне возможно, что у вас были и другие мотивы, о которых вы предпочли не распространяться, – заметил я.
– Вы абсолютно правы, мистер Квотермейн. Ну что же полагаю, я уже рассказал вам о себе достаточно. Не затруднит ли вас в ответ поведать о себе?
– Ничуть. Я родился в добропорядочной английской семье. Получил домашнее, но вполне достойное образование: мой отец был священнослужителем и весьма ученым джентльменом. А в целом мне похвастаться особо нечем, кроме разве что ремесла охотника, в котором я несколько преуспел. Еще мне, как и вам, нравится наблюдать за человеком в его естественной среде обитания. Признаться, я постоянно снедаем жаждой нового и неизведанного. А потому потворствую своему любопытству, которое порой представляется мне настоящим проклятием. Полагаю, в конце концов именно это меня и погубит. Причем вполне вероятно, что сие произойдет весьма скоро.
– О нет, – весело возразил Аркл, – ваш час еще не пришел, мистер Квотермейн. Если хотите, я могу составить ваш гороскоп: отец научил меня всем этим штучкам. Я могу даже назвать день вашей смерти.
– Нет, благодарю вас, – решительно отказался я.
Тут Ханс принес кофе и сообщил, что Кенека рвется выступить в путь на рассвете, ибо считает, будто, оставаясь тут, мы подвергаемся опасности. Все встревожились и начали спешно собираться в дорогу. Аркл был облачен в так называемый норфолкский жилет – однобортную куртку с поясом и двумя нагрудными карманами, однако надел его прямо на голое тело, ибо рубашки у него не имелось. Среди моих вещей обнаружилась одна запасная, фланелевая, совсем новая, я по случаю купил ее в Дурбане за пятнадцать шиллингов. Ее-то я и отдал Арклу. К счастью, рубашка оказалась безразмерной и налезла на его внушительную фигуру. Также нашлась для него шляпа, кроме того, пришлось выделить ему винтовку и патроны.
Мы еще собирались, когда вернулся Кенека. Он заметно нервничал и умолял нас не мешкать.
