— Какой красивый мост! — сказал Аймо. Это был длинный железный мост через реку, которая обычно высыхала до дна.
— Давайте скорее переходить на ту сторону, пока его не взорвали, — сказал я.
— Некому взрывать, — сказал Пиани. — Все ушли.
— Он, вероятно, минирован, — сказал Бонелло. — Идите вы первый, tenente.
— Каков анархист, а? — сказал Аймо. — Пусть он сам идет первый.
— Я пойду, — сказал я. — Вряд ли он так минирован, чтобы взорваться от шагов одного человека.
— Видишь, — сказал Пиани. — Вот что значит умный человек. Не то что ты, анархист.
— Был бы я умный, так не был бы здесь, — сказал Бонелло.
— А ведь неплохо сказано, tenente, — сказал Аймо.
— Неплохо, — сказал я. Мы были уже у самого моста. Небо опять заволокло тучами, и накрапывал дождь. Мост казался очень длинным и прочным. Мы вскарабкались на железнодорожную насыпь.
— Давайте по одному, — сказал я и вступил на мост. Я оглядывал шпалы и рельсы, ища проволочных силков или признаков мины, но ничего не мог заметить. Внизу, в просветах между шпалами, видна была река, грязная и быстрая. Впереди, за мокрыми полями, можно было разглядеть под дождем Удине. Перейдя мост, я огляделся. Чуть выше по течению на реке был еще мост. Пока я стоял и смотрел, по этому мосту проехала желтая, забрызганная грязью легковая машина. Парапет был высокий, и кузов машины, как только она въехала на мост, скрылся из виду. Но я видел головы шофера, человека, который сидел рядом с ним, и еще двоих на заднем сиденье. Все четверо были в немецких касках. Машина достигла берега и скрылась из виду за деревьями и транспортом, брошенным на дороге. Я оглянулся на Аймо, который в это время переходил, и сделал ему и остальным знак двигаться быстрее. Я спустился вниз и присел под железнодорожной насыпью. Аймо спустился вслед зa мной.
— Вы видели машину? — спросил я.
— Нет. Мы смотрели на вас.
— Немецкая штабная машина проехала по верхнему мосту.
— Штабная машина?
— Да.
— Пресвятая дева!
Подошли остальные, и мы все присели в грязи под насыпью, глядя поверх нее на ряды деревьев, канаву и дорогу.
— Вы думаете, мы отрезаны, tenente?
— Не знаю. Я знаю только, что немецкая штабная машина поехала по этой дороге.
— Вы вполне здоровы, tenente? У вас не кружится голова?
— Не острите, Бонелло.
— А не выпить ли нам? — спросил Пиани. — Если уж мы отрезаны, так хотя бы выпьем. — Он отцепил свою фляжку от пояса и отвинтил пробку.
— Смотрите! Смотрите! — сказал Аймо, указывая на дорогу. Над каменным парапетом моста двигались немецкие каски. Они были наклонены вперед и подвигались плавно, с почти сверхъестественной быстротой. Когда они достигли берега, мы увидели тех, на ком они были надеты. Это была велосипедная рота. Я хорошо разглядел двух передовых. У них были здоровые, обветренные лица. Их каски низко спускались на лоб и закрывали часть щек. Карабины были пристегнуты к раме велосипеда. Ручные гранаты ручкой вниз висели у них на поясе. Их каски и серые мундиры были мокры, и они ехали неторопливо, глядя вперед и по сторонам. Впереди ехало двое, потом четверо в ряд, потом двое, потом сразу десять или двенадцать, потом снова десять, потом один, отдельно. Они не разговаривали, но мы бы их и не услышали из-за шума реки. Они скрылись из виду на дороге.
— Пресвятая дева! — сказал Аймо.
— Это немцы, — сказал Пиани. — Это не австрийцы.
— Почему здесь некому остановить их? — сказал я. — Почему этот мост не взорван? Почему вдоль насыпи нет пулеметов?
— Это вы нам скажите, tenente, — сказал Бонелло.
Я был вне себя от злости.
— С ума все посходили. Там, внизу, взрывают маленький мостик. Здесь, на самом шоссе, мост оставляют. Куда все девались? Что ж, так их и не попытаются остановить?
— Это вы нам скажите, tenente, — повторил Бонелло.
Я замолчал. Меня это не касалось; мое дело было добраться до Порденоне с тремя санитарными машинами. Мне это не удалось. Теперь мое дело просто добраться до Порденоне. Но я, видно, не доберусь даже до Удине. Ну и черт с ним! Главное, это сохранить спокойствие и не угодить под пулю или в плен.
— Вы, кажется, открывали фляжку? — спросил я Пиани. Он протянул мне ее. Я отпил порядочный глоток. — Можно идти, — сказал я. — Спешить, впрочем, некуда. Хотите поесть?
— Тут не место останавливаться, — сказал Бонелло.
— Хорошо. Идем.
— Будем держаться здесь, под прикрытием?
— Лучше идти по верху. Они могут пройти и этим мостом. Гораздо хуже будет, если они очутятся у нас над головой, прежде чем мы их увидим.
Мы пошли по железнодорожному полотну. По обе стороны от нас тянулась мокрая равнина. Впереди за равниной был холм, и за ним Удине. Крыши расступались вокруг крепости на холме. Видна была колокольня и башенные часы. В полях было много тутовых деревьев. В одном месте впереди путь был разобран. Шпалы тоже были вырыты и сброшены под насыпь.
— Вниз, вниз! — сказал Аймо.
Мы бросились вниз, под насыпь. Новый отряд велосипедистов проезжал по дороге. Я выглянул из-за края насыпи и увидел, что они проехали мимо.
— Они нас видели и не остановились, — сказал Аймо.
— Перебьют нас здесь, tenente, — сказал Аймо.
— Мы им не нужны, — сказал я. — Они гонятся за кем-то другим. Для нас опаснее, если они наткнутся на нас неожиданно.
— Я бы охотнее шел здесь, под прикрытием, — сказал Бонелло.
— Идите. Мы пойдем по полотну.
— Вы думаете, нам удастся пройти? — спросил Аймо.
— Конечно. Их еще не так много. Мы пройдем, когда стемнеет.
— Что эта штабная машина тут делала?
— Черт ее знает, — сказал я. Мы шли по полотну. Бонелло устал шагать по грязи и присоединился к нам. Линия отклонилась теперь к югу, в сторону от шоссе, и мы не видели, что делается на дороге. Мостик через канал оказался взорванным, но мы перебрались по остаткам свай. Впереди слышны были выстрелы.
За каналом мы опять вышли на линию. Она
