— Нет, — сказал я. — У меня непромокаемое пальто.
Он с сомнением оглядел меня.
— Я вам дам зонт, сэр, — сказал он. Он вышел и возвратился с большим зонтом. — Немножко великоват, сэр, — сказал он. Я дал ему десять лир. — О, вы слишком добры, сэр. Очень вам благодарен, — сказал он.
Он раскрыл перед нами двери, и мы вышли под дождь. Он улыбнулся Кэтрин, и она улыбнулась ему. — Не оставайтесь долго снаружи в бурю, — сказал он. — Вы промокнете, сэр и леди. — Он был всего лишь младший портье, и его английский язык еще грешил буквализмами.
— Мы скоро вернемся, — сказал я.
Мы пошли под огромным зонтом по дорожке, и дальше мокрым темным садом к шоссе, и через шоссе к обсаженной кустарником береговой аллее. Ветер дул теперь с берега. Это был сырой, холодный ноябрьский ветер, и я знал, что в горах идет снег. Мы прошли по набережной вдоль прикованных в нишах лодок к тому месту, где стояла лодка бармена. Вода была темнее камня. Бармен вышел из-за деревьев.
— Чемоданы в лодке, — сказал он.
— Я хочу заплатить вам за лодку, — сказал я.
— Сколько у вас есть денег?
— Не очень много.
— Вы мне потом пришлете деньги. Так будет лучше.
— Сколько?
— Сколько захотите.
— Скажите мне, сколько?
— Если вы доберетесь благополучно, пришлите мне пятьсот франков. Это вас не стеснит, если вы доберетесь.
— Хорошо.
— Вот здесь сандвичи. — Он протянул мне сверток. — Все, что нашлось в баре. А здесь бутылка коньяку и бутылка вина.
Я положил все в свой чемодан.
— Позвольте мне заплатить за это.
— Хорошо, дайте мне пятьдесят лир.
Я дал ему.
— Коньяк хороший, — сказал он. — Можете смело давать его вашей леди. Пусть она садится в лодку.
Он придержал лодку, которая то поднималась, то опускалась у каменной стены, и я помог Кэтрин спуститься. Она села на корме и завернулась в плащ.
— Вы знаете, куда ехать?
— Все время к северу.
— А как ехать?
— На Луино.
— На Луино, Коннеро, Каннобио, Транцано. В Швейцарии вы будете только когда доедете до Бриссаго. Вам нужно миновать Монте-Тамара.
— Который теперь час? — спросила Кэтрин.
— Еще только одиннадцать, — сказал я.
— Если вы будете грести не переставая, к семи часам утра вы должны быть на месте.
— Это так далеко?
— Тридцать пять километров.
— Как бы не сбиться. В такой дождь нужен компас.
— Нет. Держите на Изола-Белла. Потом, когда обогнете Изола-Мадре, идите по ветру. Ветер приведет вас в Палланцу. Вы увидите огни. Потом идите вдоль берега.
— Ветер может перемениться.
— Нет, — сказал он. — Этот ветер будет дуть три дня. Он дует прямо с Маттароне. Вон там жестянка, чтоб вычерпывать воду.
— Позвольте мне хоть что-нибудь заплатить вам за лодку сейчас.
— Нет, я хочу рискнуть. Если вы доберетесь, то заплатите мне все сполна.
— Пусть так.
— Думаю, что вы не утонете.
— Вот и хорошо.
— Держите прямо по ветру.
— Ладно. — Я прыгнул в лодку.
— Вы оставили деньги за номер?
— Да. В конверте на столе.
— Отлично. Всего хорошего.
— Всего хорошего. Большое вам спасибо.
— Не за что будет, если вы утонете.
— Что он говорит? — спросила Кэтрин.
— Он желает нам всего хорошего.
— Всего хорошего, — сказала Кэтрин. — Большое, большое вам спасибо.
— Вы готовы?
— Да.
Он наклонился и оттолкнул нас. Я погрузил весла в воду, потом помахал ему рукой. В ответ он сделал предостерегающий знак. Я увидел огни отеля и стал грести, стараясь держать прямо, пока они не скрылись из виду. Кругом бушевало настоящее море, но мы шли по ветру.
Глава 5
Я греб в темноте, держась так, чтоб ветер все время дул мне в лицо. Дождь перестал и только изредка порывами налетал снова. Я видел Кэтрин на корме, но не видел воду, когда погружал в нее лопасти весел. Весла были длинные и не имели ремешков, удерживающих весло в уключине. Я погружал весла в воду, проводил их вперед, вынимал, заносил, снова погружал, стараясь грести как можно легче. Я не разворачивал их плашмя при заносе, потому что ветер был попутный. Я знал, что натру себе волдыри, и хотел, чтоб это случилось как можно позднее. Лодка была легкая и хорошо слушалась весел. Я вел ее вперед по темной воде. Ничего не было видно, но я надеялся, что мы скоро доберемся до Палланцы.
Мы так и не увидели Палланцы. Ветер дул с юга, и в темноте мы проехали мыс, за которым лежит Палланца, и не увидели ее огней. Когда наконец показались какие-то огни, гораздо дальше и почти на самом берегу, это была уже Интра. Но долгое время мы вообще не видели никаких огней, не видели и берега и только упорно подвигались в темноте вперед, скользя на волнах. Иногда волна поднимала лодку, и в темноте я махал веслами по воздуху. Озеро было еще неспокойное, но я продолжал грести, пока нас вдруг чуть не прибило к скалистому выступу берега, торчавшему над водой; волны ударялись о него, высоко взлетали и падали вниз. Я сильно налег на правое весло, в то же время табаня левым, и мы отошли от берега; скала скрылась из виду, и мы снова плыли по озеру.
— Мы уже на другой стороне, — сказал я Кэтрин.
— А ведь мы должны были увидеть Палланцу?
— Она осталась за мысом.
— Ну, как ты, милый?
— Ничего!
— Я могу тебя немного сменить.
— Зачем? Не нужно.
— Бедная Фергюсон! — сказала Кэтрин. — Придет утром в отель, а нас уже нет.
— Это меня меньше беспокоит, — сказал я. — А вот как бы нам добраться до швейцарского побережья, пока темно, чтобы нас не увидела таможенная стража.
— А далеко еще?
— Километров тридцать.
* * *Я греб всю ночь. Мои ладони были до того стерты, что я с трудом сжимал в руках весла. Несколько раз мы едва не разбились о берег. Я держался довольно близко к берегу, боясь сбиться с пути и потерять время. Иногда мы подходили так близко, что видели дорогу, идущую вдоль берега, и ряды деревьев вдоль дороги, и горы позади. Дождь перестал, и когда ветер разогнал тучи, вышла луна, и, оглянувшись, я увидел длинный темный мыс Кастаньола, и озеро с белыми барашками, и далекие снежные вершины под луной. Потом небо опять заволокло тучами, и озеро и горные вершины исчезли, но было уже гораздо светлее, чем раньше, и виден был берег. Он был виден даже слишком ясно, и я отвел лодку подальше, чтобы ее не могла заметить с Палланцанской дороги таможенная стража, если она там была. Когда опять показалась
