«Меня же пугает не Даемон-зверь, друг мой Иорфей», — произнёс Гевелиос со строгостью в голосе своём. Вызволил меня из мыслей тёмных речью своей. — «Твоя идея побега приведёт тебя к гибели, если хорошенько все не обдумать. С таким видом тебе не на глаза Судьев… Тебе даже на людях появляться опасно! А если ты попытаешься пробраться к открытым воротам — Стражники зарежут тебя без промедления! Они никого не пропустят, пока ворота не закроются».
Прав был Гевелиос, ибо план мой был не обдуман. Недостаточно подготовлен я был. Наш небольшой разговор прервался с появлением Катъи, вскарабкавшейся на мои колени.
Даже когда мать её указывала ей не приставать ко мне в лишний раз — Катъя не послушалась. К счастью, её появление слегка успокоило мой разум. Рад я был улыбке широкой и взгляду детскому, и не постеснялся я провести рукой по волосам ухоженным, привлекая её внимание. Нравились ей мои руки, и прижималась она к ним, буквально выпрашивая меня погладить её волосы, вновь и вновь. Эта небольшая пауза дала возможность Гевелиосу обдумать все хорошенько. Он знал, как помочь мне:
— «Позволь мне, друг, отдать тебе должное. Я могу починить твою маску, дабы она могла полностью скрыть твоё лицо. Я даже сделаю тебе небольшую повязку, на которой будет держаться эта маска. А ещё, если ты согласен, я постараюсь затупить, или даже… срубить твой рог».
«Прошу тебя, только не в этот час. Всему есть время», — Амелия призывала нас подождать словами своими, закрывая окна в дом створками деревянными. Час был поздний, по словам её, и словам этим я верил. Не заметил я, как спокойно текло время во время этого разговора. Каждый час… пролетел так быстро, что меня уже начинало клонить в сон. Увидев мой сонный вид, Амелия кивнула в мою сторону, произнеся слова тёплые мужу своему: — «Иорфей устал от разговоров и раздумий. Ему нужен отдых. И тебе, мой труженик, тоже следует отдохнуть. Иди в свою постель, а я отведу Иорфея наверх».
Хотелось мне отказаться от подобного предложения, но в голове моей творилась неразбериха, которую я не мог разгрести. Я чувствовал себя воистину иссушённым, хоть я и не занимался ничем сложным за все эти часы. Даже Катъя вновь уснула на моих коленях, что успела подметить Амелия с усмешкой лёгкой. — «Надеюсь… вы не будете против, если я попрошу вас поглядеть за моей дурнушкой? Уж очень сильно она привязалась к вам, Иорфей».
Слабость свою я нашёл странной, ибо сном таким крепким я ещё никогда не спал. Я подозревал в этом хлеб освящённый, и, возможно, был прав в своих подозрениях. Каждый раз, когда я угощал Катъю одним небольшим кусочком — она засыпала. И я уснул вместе с нею, позволив Амелии расположить её на груди моей. Так я и спал, в рубахе тонкой и на постели уютной, не поворачиваясь на бок. Поклялся я не класть хлеб этот в рот свой и не предлагать его людям более. Отравлен хлеб этот. Воистину отравлен.
По пробуждению своему, позволив Амелии накормить меня похлёбкой тёплой, я принялся обдумывать планы с ремесленником Гевелиосом, осмотревшим каждый край моей маски.
«Мне нужен лишь материал, из которого она сделана, и я с лёгкостью смогу её перековать», — одного только желал Гевелиос: металл, из которого сделана маска. Тратить монеты на ресурс подобный я ему не позволил, ибо сбережения свои он хотел потратить на одеяния для дочери своей. Вместо этого я предложил ему другой вариант: Мне нужно было обыскать переулок тёмный, где я принимал на себя удары грешников. Там, на месте преступления, я смогу найти осколки маски своей.
Разгребая грязь под своими ногами, я смог найти два заветных кусочка. Один из них все ещё держал на себе мою кровь. Для Гевелиоса… эта была великолепная находка: — «Мне хватит этих осколков, Иорфей. Я обещаю, что верну тебе маску по возвращению домой. Тебе нужно подождать лишь несколько часов».
«Благодарю тебя, Гевелиос. За добро твоё я отплачу добром. Даю тебе слово». — На обещания моё Гевелиос ответил улыбкой. Отказывался от моих обещаний, упоминая «долг», который он все ещё должен отплатить мне. Может мою помощь сочтут за грех, но я собирался помочь Гевелиосу с его… желанием. Хотел он купить тканей для одежд для своей дочери Катъи в году этом. Я же надеялся, что то строение, которое мне пришлось сломать своим падением, все ещё держит в себе что-то ценное. Помощь мою сочтут за воровство, и этот грех я могу принять со спокойной душой. Не греха мне бояться надо…
За прошедшую неделю многое успело исчезнуть из строения старого. Люди не побоялись открыть двери шаткие и забрать с собой то, что приглянется им. Я же, вновь укрытый накидкой и тканью блёклой, обыскал строение это вдоль и поперёк, не привлекая к себе (что удивительно) внимания прохожих-крестьян. К радости моей, удалось мне найти ткань пыльную, что попалась на глаза мои раннее. Цвета на ткани этой не успели исчезнуть, и грубой на ощупь она не казалась. Да и дыр с пятнами на ней, практически, не было. Провёл я Законом по тканям этим, разрезав её на несколько небольших частей рукою непоколебимою. И несколько частей этих я с собою взял, скрыв их за накидкой тёмной.
Эти ткани, по возвращению в дом, я показал Амелии. Она разглядывала подарок мой в восторге, стряхивая с них всю пыль и грязь. Никогда ещё она не видела тканей таких. На глаза ей попадали красивые узоры, а руки её не могли вдоволь насладиться скрытой нежностью этих тканей. И по возвращению Гевелиоса… не постеснялась она показать ему ткани эти. В глазах его пробегало то удивление, то радость, то ужас. Один лишь вопрос выскочил из его рта:
— «Где ты нашёл эту ткань, Иорфей? Не говори мне, что ты украл её, прошу тебя!»
«Ткани эти не принесут пользы старому хозяину», — ответил я. — «Давно забыл про них прошлый хозяин. Либо мёртв он, либо забыл про дом свой старый. Если же ты считаешь
