— Николай Петрович, хорошо, Вы меня спрячете. А сами полезете под пули? Будут рисковать ваши семьи, дети в то время, пока я буду отсиживаться в подвале. Ищут меня. Я не могу допустить, что бы из-за меня кого- то ранили или убили. Я сам себе этого никогда не прощу.
В разговор вступил, молчавший до этого Никитин Юрий Иванович:
— Андрей Михайлович, вот ты, сам того не желая, нас всех сидящих здесь просто паскудишь. Мы тебя прощаем потому, что понимаем — это все ты говоришь по недомыслию. В каких-то вопросах может ты и гений, но сейчас ты пацан пацаном. И рассуждения у тебя детские. Каждый человек зарабатывает на хлеб, делая то, что он умеет. Мы менты. Нас на охрану нанимает государство или отдельные частные структуры. Мы наемники. Когда мы берем на себя обязательства охранять и защищать, то прекрасно знаем, что это сопряжено с риском для жизни. Воевать, охранять, рисковать — это то, что мы умеем. Мы людей задерживаем, раним, калечим, убиваем. Но также и среди нас большое количество инвалидов, раненых и убитых. О том, что мы постоянно рискуем своей жизнью, знают наши жены и наши семьи. Если кто-то не хочет рисковать, тот может идти работать водителем, сантехником, преподавателем. Ты нам сообщил, что полезешь под пули впереди нас. Значит, когда получать дома, деньги, то мы впереди. А как выполнять свои обязанности, то мы все попрячемся. Ну и на хрен тебе такая охрана? Как мы будем смотреть друг другу в глаза, если сейчас соберем свои семьи в два домика, займем круговую оборону и будем ждать, когда тебя прикончат? Можно подумать, что все твои мучения окончатся, когда ты им сдашься? Давай об этом не думать. Самая лучшая оборона — это наступление. По Оксане плакать уже поздно, за Оксану надо мстить. Не только этим убийцам, но и тем, кто их сюда послал. Ты вот лучше думай, как выдернуть этот гнилой зуб вместе с корнями. Пломбочки и примочки здесь не проходят.
Мы все планируем вместе с тобой жить и работать еще много лет. Здесь наша сбывшаяся мечта. Это будущее наших детей, А ты хочешь нас убедить добровольно на этом поставить крест? Каждый мужик, хочет он этого или не хочет, в своей жизни ведет войну. Это твоя война. Вот и воюй. А мы твоя армия. Для сведения, мы по всем меркам, очень хорошие профессионалы.
— Сынок, я тобой горжусь. Ты для меня открыл совсем другую жизнь. За свое место под солнцем надо воевать. В любой войне могут быть потери. Могут ранить, могут убить. Будда учил — у людей нет прошлого. То, что прошло уже не вернуть и нет причин плакать и стонать, сожалея об упущенных возможностях и прошедшем счастье. У человека нет будущего. Оно может просто не наступить. Надо радоваться сегодняшнему дню и жить настоящим. Бессмертных не было, нет и не будет. В тебя верят люди. Они связали с тобой свою судьбу и судьбу своих семей. Сдаться без боя ты просто не имеешь права. Хочешь, мы проголосуем? Кто за то, чтобы воевать до победного конца? Полностью все — за. Кто за то, чтобы сдаться, а Андрею выйти с белой тряпкой в руке? Все — против. Вот тебе ответ всех тех, кто рядом с тобой. Ты не имеешь права сдаваться. Тебе все понятно?
— Спасибо вам всем. Все управление передаю в руки Николаю Петровичу. Я не хотел никого обидеть. Командуйте, что нам делать?
— Обедать будешь вместе с нами. В твоей вилле я оставлю только охрану. Марию Ивановну мы тоже заберем. Я сейчас поеду к шерифу. Поставим усиленные патрули у тебя на вилле и здесь часов с девяти вечера. До этого времени еще светло. В течение часа проведем тренировки по стрельбе из пистолета. Каждый будет иметь пистолет подмышкой или под подушкой. Пистолет снят с предохранителя. Патрон в патроннике, но курок спущен. При необходимости нажал с усилием на спусковой крючок и происходит выстрел. Передергивать ничего не надо. В таких случаях все могут решать доли секунды. На завтра договорюсь с шерифом насчет проведения облавы по заброшенным участкам и домам. А сегодня пусть выясняет, где и у кого могут жить и скрываться трое гринго. Им где-то надо пить, есть, спать. Они куда-то для допроса утащили Оксану. Это обязательно должно быть помещение, недалеко от океана. Обязательно предупредите всех детей и супруг о том, что вводится казарменное положение и комендантский час с девяти часов вечера. Пока предварительно на трое суток. Даже от дома к дому ходить только группами по два — три человека, желательно в сопровождении мужей. Держать машины у ворот первого и второго дома. Ключи от машины у дежурного офицера. Полиция наши машины уже знает. Так, что зеленая улица им будет обеспечена. Юрий Иванович до утра прикрепляется к Андрею Михайловичу и везде его сопровождает. Все остальное оружие держим у Лемешко и у меня.
Андрей в сопровождении Никитина пошел к себе на виллу. Там дежурил Василий Иванишин и два местных полицейских. Юрий Иванович расположился у входа на третий этаж. Но предварительно, прошел весь дом и проверил даже крышу. Андрей зашел в комнату Оксаны. Выбросил на кровать все ее платья, наряды. Упал на них, уткнулся в них лицом. Вдыхал запах ее духов, ее тела. Нет, он не плакал. Но слезы сами катились из глаз по его лицу. Он мял руками ее белье, представлял ее лицо, ее руки, ее тело. Как она разговаривала, как обнимала и целовала его. Вскоре беззвучный плач превратился в настоящие рыдания. Он просил у Оксаны прощения за то, что не смог уберечь ее. Она полгода была его нянькой, его подругой, его любовницей, его другом. И вот это богатство у него похитили и уничтожили.
— Если я виноват, — кричал он в подушку, — то крадите меня, терзайте. Убейте, в конце концов. Но причем здесь Оксанка? За что вы ее так? Завтра с утра надо стянуть все силы полиции. Установить награду за уничтожение этой группы. Дать полиции, сколько они хотят, но прочесать каждый участок, каждый дом, каждый сарай. Любое укрытие. Они где-то рядом. Хорошо, мы их найдем и уничтожим. Гук и Войноровский не успокоятся. Виктор Гук еще больше озвереет после смерти своего отца. Денег у них в десятки раз больше, чем у него. Они могут отправить сразу две-три группы. И так до тех пор, пока они
