– Впечатляет! Значит, вы считаете, что Яшутин перенял его навыки?
Калёнов пожал плечами:
– Вам стоило бы на него взглянуть. Удивитесь.
– Почему?
– Он – ваша копия.
– Ну, это отнюдь не лестная характеристика, – рассмеялся Вениамин. – Один двойник у меня уже есть.
– Кто, если не секрет?
– Вы. Этого вполне достаточно.
– И всё же я просил бы помочь парнишке.
– Хорошо, я замолвлю словечко перед нашим боссом, если Яшутин действительно хорош.
По улице негромко проехала легковая машина, остановилась. Хлопнули дверцы. За домом заговорили в три голоса, один из них был женским.
– Кажется, приехала, – поднялся Барсов.
– Вы кого-то ждёте?
– Дочь Ивана Дмитриевича. Вы с ней должны быть знакомы.
Калёнов замер, глаза его остановились, словно он что-то вспомнил.
– Сюрприз, однако… Знаком, конечно, хотя не видел её уже лет десять.
– Хочу уговорить её присоединиться к нам.
– С какой целью?
– Она аналитик Минобороны.
Оба вышли с веранды в дом и остановились, глядя на появившихся Болотова и его дочь.
Еве исполнилось столько же лет, сколько и Барсову, но выглядела она моложе – лет на двадцать семь. Она была высокой – под метр восемьдесят, но благодаря легкоатлетическому телосложению смотрелась очень изящной, хотя юбка, туго обтягивающая бёдра женщины, и голубая блузка, облегающая высокую грудь, подчёркивали вовсе не балетные пропорции.
Лицо Евы нельзя было назвать красивым: нос казался чуть более длинным, чем нужно, скулы шире, лоб выше, слегка раскосые карие глаза чуть уже, а губы твёрже. Но стоило ей улыбнуться, и от лица женщины уже невозможно было отвести глаз.
И ещё у неё были роскошные – ниже плеч – блестящие светлые волосы.
Пауза затянулась.
Болотов засмеялся.
– Язык проглотили? Не узнаёте?
– Извините! – очнулся Барсов. – Ева Ивановна, вы обворожительны!
Ева приподняла бровь, оглядела лицо майора умными глазами, в которых пряталась смешинка, перевела взгляд на Калёнова, снова на Барсова и обратно, проговорила с лёгким удивлением:
– Вам никто не говорил, что вы похожи? Не думала, что встречу сразу обоих.
– Мы из разных вселенных, – пошутил Барсов интеллигентно.
Калёнов промолчал.
Ева усмехнулась, протянула ему руку:
– Рада видеть… дядя Максим. Давно не встречались.
Калёнов осторожно пожал холодную руку женщины.
Барсов же, взяв руку Евы, поцеловал пальцы, вспомнив слова классика[4]: красота хуже вина, она сводит с ума и того, кто ею обладает, и того, кто на неё смотрит. Впрочем, пришла следующая мысль, это не про неё…
– Где присядете? – спросил Иван Дмитриевич.
– Мы сидели на веранде… – начал Барсов.
– Пожалуй, можно поговорить и там, – согласилась Ева. – Приведу себя в порядок и присоединюсь.
Отец и дочь ушли на другую половину дома.
Собеседники вернулись на веранду, сели.
– Ну, как она вам? – поинтересовался Барсов.
– Странно… – задумчиво ответил Калёнов.
– Что странно?
– От неё не пахнет табаком, а лет десять назад она курила.
– Бросила, наверно.
Барсов посмотрел в глаза бывшего полковника ГРУ и понял, что тот почему-то до глубины души потрясён встречей с Евой.
Композиция 10
Поводыри
Москва – ЕвропаУсадьба референта премьер-министра, занимавшего также пост главы Центра Карнеги, Подвального Павла Рувимовича под Москвой, в Степановке, включала в себя несколько зданий: двухэтажный особняк, спа-комплекс, домик для гостей, гараж и флигель охраны, а также теннисный корт и открытый бассейн; всё это располагалось в хвойном лесу и скрывалось за высоким четырёхметровым забором, покрашенным в тёмно-зелёный цвет.
В главном коттедже усадьбы на первом этаже находились столовая, кухня, библиотека, игровая комната со столами для покера и преферанса и подсобные помещения, на втором – три спальни, кинозал, кабинет хозяина и зимний сад.
В этот тёплый майский вечер Подвальный с удовольствием поплавал в бассейне с подогретой водой и поднялся в кабинет, велев прислуге принести ему глинтвейн. Накинув на себя халат, испачканный китайскими иероглифами, он уселся перед экраном компьютера со стаканом глинтвейна, включил скайп и по защищённой линии связался с советником президента по национальной безопасности Зеленовым. Время связи было обговорено заранее, поэтому ждать подключения советника не пришлось.
Подвальный не любил Зеленова за вечную невозмутимость, но поскольку тот выполнял важную миссию для «Комитета 300», Павел Рувимович разговаривал с ним почти любезно.
– Есть новости, генерал? – спросил он, не здороваясь; скайп показывал крупным планом только костистое лицо советника, украшенное очками в роговой оправе, и смотреть на него было неприятно.
– Всё в порядке, – сказал Зеленов бесстрастно, – процесс формирования структуры ГОН завершён. Готовятся несколько операций, дней через пять можно будет начинать программу.
Подвальный облизал губы, растянул их в подобие улыбки.
– Смотрите, Алексей Степанович, вовремя остановите свою ГОН, её деятельность не должна помочь президенту исправить ситуацию в нашей любимой стране.
– Не беспокойтесь, – остался бесстрастным советник, – это невозможно. Сложившаяся в государстве система власти не даст развернуться ни одной оппозиционной силе.
– Хочется верить. Что мне докладывать наверх?
Словечко «наверх» не означало – премьеру, и оба понимали его скрытый смысл, но предпочитали вслух об этом не говорить.
– Мы готовы…
– Я не об этом, как вы понимаете, нужно обоснование смены режима.
– Ничего нового я не скажу, вы знаете не меньше меня.
– И всё же ваши соображения.
Зеленов мигнул, помолчал, не меняя бесстрастного выражения на лице.
– Революция развивается неплохими темпами, нейтрализация президента позволит вывести её на финальную стадию. Реальная ситуация в стране удручающая, вы должны это знать не хуже меня, присутствуя на закрытых заседаниях правительства. По данным Счётной палаты, только выявленные в прошлом году нарушения в работе госуправления оцениваются в один триллион рублей, на самом же деле – в пять раз больше.
