В главе 2 мы видели, что мозг без каких-либо проблем способен бессознательно аккумулировать данные — складывать показанные подряд стрелки37, цифры38 и даже советы по выбору автомобиля39, а итоговый результат может повлиять на подсознательно принимаемые решения. Противоречие? — нет, ведь аккумуляция множества фрагментов воспринимается мозгом как одна операция. Нейронный аккумулятор открывается — и любые данные, как осознанные, так и неосознанные, могут качнуть его в ту или другую сторону. Бессознательный процесс принятия решений не может, по-видимому, только одного: выдать четкое решение, которое можно было бы передать на следующий этап. Даже под влиянием бессознательных данных наш внутренний аккумулятор не в силах перейти невидимую черту, принять решение и передать его дальше. Так и получается, что при сложных подсчетах наше подсознание застревает на уровне сбора данных для первой операции и до второй добраться уже не может.
Более того, информацию, лежащую в сфере бессознательного, мы не можем осмыслить стратегически. Сублиминальным данным нет хода в наши стратегические построения. Может показаться, что мы повторяемся, но это не так. В конце концов, построение стратегий — это просто еще одна разновидность идущих в мозгу процессов, поэтому невозможность реализации этого процесса без участия сознания — вопрос неочевидный и имеющий совершенно определенные эмпирические последствия. Помните задачу со стрелками? Человеку показывают подряд пять стрелок, указывающих в разные стороны, и просят сказать, в какую сторону было направлено большинство из них. Если подключить к решению сознание, то выигрышная стратегия будет найдена мгновенно: как только стрелок, глядящих в одну сторону, станет три штуки, игра будет окончена и никакая дополнительная информация для ответа не потребуется. И участники охотно эту стратегию используют, стремясь побыстрее разделаться с заданием. Но опять-таки возможен такой ход только в случае, если информация воспринимается осознанно, а не лежит ниже порога сознательного восприятия40. Если же изображения стрелок демонстрируются ниже этого порога, участник только и может, что складывать их число, а бессознательно совершить стратегический переход на следующий этап — нет.
Итак, результаты этого эксперимента свидетельствуют о важнейшей роли нашего сознания. Чтобы рационально обдумать проблему, нам нужно сознание. Могучее бессознательное производит сложнейшие операции, но последовательно реализовать рациональную стратегию может только сознание. Сознание работает маршрутизатором, выбирает последовательности процессов и направляет им информацию, а мы за счет этого получаем доступ к совершенно новому способу обработки данных — к биологической машине Тьюринга.
Сознание как средство распространения информации в социуме
Сознание есть, по существу, лишь коммутатор между человеком и человеком — лишь в качестве такового должно было оно развиваться: отшельническим и хищным натурам оно было бы ни к чему.
Фридрих Ницше. Веселая наука, 1882 (пер. К.А. Свасьяна)Представители вида Homo sapiens не ограничивают распространение осознанной информации пределами собственного разума. Благодаря существованию языка информация может передаваться из мозга в мозг. Возможно, в процессе эволюции функция распространения информации среди себе подобных была одной из основных задач сознания. «Хищные натуры» Ницше могли миллионы лет подряд использовать сознание как невербальную копилку и маршрутизатор, но лишь представители вида Homo овладели сложным навыком передачи информации о подобных состояниях сознания. Когда в мозгу синтезируется сознательная мысль, мы с помощью речи и жестикуляции можем быстро передать ее в другой мозг. Такая активная социальная передача осознанных символов принесла с собой новые вычислительные способности. Человек способен создавать «многоядерные» социальные алгоритмы, построенные не столько на знании, доступном одному уму, сколько на сопоставлении различных точек зрения, различном опыте и на всем многообразии источников знания.
Способность облечь идею в слова не зря считается основным критерием осознанного восприятия. Как правило, мы полагаем, что информацию усвоил тот, кто способен хотя бы отчасти перевести ее в речь (если, конечно, он не паралитик, не немой и не младенец). «Словоформулирующий» аппарат, который позволяет человеку выразить свои мысли, — важнейший механизм, действующий лишь при наличии сознания41.
Я, конечно, не хочу сказать, что все мы способны выражать свои мысли с поистине прустовской точностью. Речь не в силах передать поток сознания: мы воспринимаем гораздо больше, чем можем описать. Невозможно выразить словами всю полноту чувств человека, созерцающего картину Караваджо, или величественную красоту заката над Большим каньоном, или смену выражений на лице ребенка, — кстати, возможно, отчасти поэтому все перечисленное внушает нам такой восторг. И все же то, что мы осознаем, мы, по определению, можем хотя бы частично описать лингвистическими средствами. С помощью речи мы формулируем осознанные мысли через категорию и синтаксис и таким образом упорядочиваем наш внутренний мир и делимся им с другими существами, наделенными разумом.
Необходимость делиться информацией с другими — еще одна причина, которая объясняет стремление мозга абстрагироваться от текущих ощущений во всех подробностях и составлять «краткую сводку» для сознания. Слова и жесты — очень медленный канал коммуникации, каких-нибудь 40-60 бит в секунду42, то есть в 300 раз медленнее, чем факсы на 14 400 бод, которые произвели революцию в офисах 1990-х, но с тех пор успели безнадежно устареть. Наш мозг отчаянно ужимает информацию, втискивает ее в сжатый набор последовательных символов и в таком виде отправляет в сеть социальных коммуникаций. Передавать другому человеку точный ментальный образ того, что видно мне с моей точки зрения, было бы бессмысленно — моему собеседнику нужно не подробное описание мира, как вижу его я, а перечисление тех его аспектов, которые верны и с его собственной точки зрения: мультисенсорный, единый для всех наблюдателей, стабильный синтетический образ окружающего меня мира. Сознание, по крайней мере у людей, занимается тем, что конденсирует информацию и формирует именно такой отчет, который может быть полезен с точки зрения другого разума.
Читатель может возразить, что язык зачастую служит абсолютно тривиальным целям — например, чтобы сплетничать, кто с кем спит в Голливуде. По данным оксфордского антрополога Робина Данбара, почти две трети наших разговоров действительно имеют социальную тематику подобного рода. Данбар даже предложил теорию эволюции языка как средства «груминга и сплетен», предположив, что язык возник исключительно как средство для установления связей между особями43.
Можем ли мы доказать, что в своих беседах не ограничиваемся тематикой желтой прессы? Можем ли продемонстрировать, что в ходе беседы передаем собеседнику именно ту конденсированную информацию, которая необходима для принятия коллективного решения? Да — недавно это доказал иранский психолог Бахадор Бахрами, который придумал остроумный эксперимент44. Два участника эксперимента получали простое задание на восприятие. Перед ними стояло два монитора. Нужно было указать, на каком из них появился заданный предмет, изображение которого демонстрировалось на самой грани восприятия. Каждый участник должен был ответить самостоятельно, после
