Сержант бросил тоскливый взгляд на уже такой близкий проем выхода на палубу, затем на мутную, с радужными солярными пятнами воду, плескавшуюся у ног, и, отчаянно матерясь вполголоса, кинулся в глубь трюма, откуда летел этот чертов «хэлп ми!». Трап, переборки, проемы, вода. Еще пара минут — и крышка, трюм зальет! Да где же ты, зараза?! Что замолчал-то?! Ну, давай, подай голос!.. Вот он! Ага, все-таки пацан. Как же ты уцелеть умудрился-то, когда всех расстреливали? Сержант подхватил мальчонку под мышки и рванул в обратный путь. Мешал автомат, болтавшийся на ремне, больно бивший по ребрам и цеплявшийся стволом за все на свете. Мешал пацан, судорожно вцепившийся мертвой хваткой за руку и, похоже, ничего не видевший и не соображавший от страха после бойни на судне и после взрыва. «Сначала, видимо, спрятался от бандитов, потом затаился уже от нас, а потом и вовсе крышу снесло от взрыва, иначе сам из трюма рванул бы наверх, а не орал «помогите»…»
Как ему удалось выбраться на палубу уже здорово осевшего в воду «Ориона», как передавал на руки двоих бойцов, остававшихся на палубе, мальчишку и как сам обессиленно плюхнулся на сиденье-банку мотобота, сержант толком уже и не помнил. Помнил только, что на немой вопрос Лагодича ответил коротко: «Рвануло там. Я один уцелел. Да вот еще… нашел!»
11
Этот небольшой остров у берегов Малайзии и юридически, и «географически» принадлежал Сингапуру и по внешнему виду весьма напоминал яркие картинки тропического рая, растиражированные теми же рекламными роликами вроде посвященных конфетке-шоколадке «Баунти»: роскошные зеленые пальмы, голубая вода заливов и белый песок заманчивых пляжей. Вот только мало кто из любителей эрзац-шоколадки с кокосовым жмыхом внутри знает, что малопонятное словцо «Баунти» означало когда-то вовсе не чудный зеленый остров в голубом океане, а было названием парусника, на котором вспыхнул самый настоящий кровавый пиратский мятеж…
Пальмы, зеленая чаща джунглей, море, песок, несколько домиков поселка — вероятно, рыбачьего, поскольку на берегу виднелись несколько лодок и серые гирлянды рыбачьих сетей, растянутые на высоких кольях. Все, как и на десятках других островов архипелага. Разве что вот большая армейская маскировочная сеть с нашитыми на ней серо-зелеными ленточками, укрывавшая от посторонних взглядов укромную бухточку, врезавшуюся в поросший джунглями берег… Под сетью у небольшого оборудованного пирса стоял не баркас и даже не яхта чудака-миллионера, обожающего морские прогулки и патриархальную охоту за каким-нибудь хемингуэевским тунцом вдали от шумной суеты большого города. У пирса отстаивалась подводная лодка без опознавательных знаков, в которой опытный глаз военного моряка сразу узнал бы мини-субмарину класса «Тритон». Здесь же на ленивой волне слегка покачивался скоростной катер, совсем не похожий на неуклюжий рыбацкий сейнер. Довершал почти военную картинку часовой, прогуливавшийся по пирсу с американской винтовкой «М-16», небрежно заброшенной на плечо.
Ракитина никак не оставляло дурацкое чувство какой-то киношной «невзаправдошности», нереальности всего произошедшего ранее и происходящего с ним и Татьяной сейчас. Казалось, вот-вот он проснется в своем бунгало на краю «академгородка» или в московской квартире, с хрустом потянется, встанет и будет пить кофе, с веселым изумлением приговаривая: «Ну надо же такой фиговине присниться! Море, пираты, плен… Бред собачий!» В то же время доктор прекрасно понимал, что все это происходит абсолютно реально и всерьез — достаточно было вспомнить расстрел команды «Ориона», гибель шведа и холодно-деловитую расправу над остальными пассажирами судна. Так что, сколько ни говори слово «бред», этот бред не растает, не развеется и не исчезнет. И плен, и пираты — все это абсолютно реально, и с этим что-то надо делать…
— Господин Ракитин, по-моему, вы меня не слышите. — Фарук Бамбанг слегка постучал по столу стволом пистолета и насмешливо предположил: — Изобретаете способ освобождения и бегства? А куда вы, собственно, побежите-то? В джунгли, где вы не протянете и пары суток? Или в море, где голодные акулы курсируют? Некуда вам бежать, уважаемый! Так что вы думаете о моем предложении?
— Думаю, что это… как бы помягче сказать… в общем, несерьезно! — Ракитин поскреб небритый подбородок, поморщился и продолжил: — Вы нападаете на мирное судно, убиваете многих людей, захватываете меня с моей помощницей… А теперь предлагаете мне вырастить смертоносный вирус, над открытием которого мы работали, и передать несколько пробирок вам. Вы что, всю эту войну затеяли только ради того, чтобы схватить меня и получить в свои руки бактериологическое оружие?! Воображаете себя японским генералом Исии из отряда 231? Так генерал, насколько я помню из истории, очень неважно закончил свою жизнь и карьеру ученого… Если такого маньяка и убийцу можно назвать ученым…
— Кем я себя воображаю и что я собираюсь делать со штаммом вируса — это мое дело! А вам следует всего лишь приготовить материал и отдать мне! Я консультировался со знающими людьми… Полагаю, вам вполне по силам поставленная задача!
— Господин Бамбанг, — Ракитин с нескрываемой досадой вздохнул, словно преподаватель, безуспешно пытающийся доказать туповатому ученику совершенно очевидные вещи вроде того, что дважды два равняется четырем, — боюсь, что ваши консультанты не совсем представляют всю сложность такой задачи… Как и вы, впрочем. Для работ такого рода нужна как минимум хорошо оборудованная лаборатория — и время, немало времени. Это ведь не пирожок испечь, черт побери, это — наука! Наука, которой не занимаются в провонявшем рыбой дырявом сарае! То, о чем вы толкуете, не-воз-мож-но! Понимаете вы это?
— Да что ж вы так кипятитесь, профессор… — ухмыльнулся «рыбак» и намеренно небрежно тронул пальцами пистолет, лежавший на столе. — Люди слишком часто говорят: «Это невозможно!» А потом, когда жизнь прижмет, прыгают, убегая от злобных собак, через трехметровые заборы, выносят во время пожара сейф, который в обычной жизни и трем силачам не под силу… Все дело, думаю, в стимуле.
— И какой же стимул вы предложите мне? — Доктор исподлобья настороженно взглянул на бандита, который, похоже, играл с ним, как уверенный в своем превосходстве сытый и здоровенный кот забавляется с глупой и несчастной мышью.
— Профессор, вы же умный человек… Задавая мне этот вопрос, вы прекрасно знаете, что я отвечу просто и коротко: «Жизнь!» Если вам на вашу наплевать и вы, как смелый, но глупый швед, решите поиграть в героя, то смею предположить, что жизнь и честь вашей очаровательной ассистентки тоже хоть что-нибудь да стоят, нет? Вы же не хотите, чтобы она
