— При первом же удобном случае надо этих восточных «держиморд» нового разлива «делать». Повесив сумки на плечо, они вышли. Впереди уверенно топал штатский, нисколько не сомневающийся в своей силе и «сломленности» этих подозрительных личностей. За ним, судя по лычкам, шагал настороженный, как пёс, сержант с автоматом на изготовке. Затем Войцех и Опанас. Замыкал это шествие ещё один, точно такой же сержант. Всем своим видом служаки давали понять — стрелять они будут не задумываясь. Прошли весь вагон, причем любой пассажир, появившийся в коридоре, тут же старался шмыгнуть в первую попавшуюся дверь. Видимо, нрав и манеры этих служивых туземного царька, вынырнувшего после распада могучего государства, словно «черт из табакерки», были уже хорошо известны простым людям. Наконец, они вошли в тамбур, штатский вытащил ключ и заблокировал замки тамбура. Они стали ждать, при этом обоих пленников «держиморды» держали под прицелом своих автоматов. Так прошел час. Наконец заскрипели тормоза, вагон дернулся и остановился, но их не выпускали. Минут через тридцать вагон снова дернулся и поехал, сначала медленно, но затем все быстрее и быстрее. Потянулись часы медленного, непонятного ожидания. Штатский, отвернувшись от пленников, смотрел в окно, а вот «доберманы» со своими «калашами» не сводили с них своих глаз, в которых отчетливо читалась злоба и жажда расправы. Так прошел час, другой, пятый еще какой-то. Во всяком случае, как ни старался Войцех вспомнить свои навыки ориентации во времени, сколько они уже ехали, определить не смог. По его прикидкам, они проехали так не менее восьми часов.
При всяком их шевелении «держиморды» судорожно вскидывали автоматы, но увидев, что пленники просто сменили позу, переступив с одной ноги на другую, снова замирали, уставившись в них своими тусклыми, черными глазками. Войцех, имеющий, в отличие от Опанаса, возможность видеть краешек окна тамбура по смене пейзажа, сначала пустынного, затем занятого какими-то железнодорожными постройками, портовыми кранами, пакгаузами и рядами контейнеров, понял — их везут в порт, гордо носящий имя нового царька. Поезд стал замедлять свой ход и, наконец, заскрипев тормозами, остановился. Пленники молча стояли, так как при первых же, произнесенных Опанасом словах, штатский резко развернулся и гаркнул:
— Не разговаривать! Запрещено! При повторном разговоре применим оружие!
Он достал ключ, расстегнул висящую на поясе кобуру, открыл дверь тамбура и спрыгнул на землю. Последовала новая команда, тут же спрыгнул сержант, приземлившись, он отскочил на пару шагов и замер с автоматом. По новой резкой команде спрыгнули и пленники, а в заключение и последний служака. В порядке, определенном штатским еще в вагоне, они все двинулись по неширокой асфальтированной дорожке. Вот только сержант, ранее идущий за штатским, шагал теперь в метре сбоку.
