Карим усмехнулся:
— Договорились, Арсений Аркадьевич, буду посматривать за Вашими условными жестами, надеюсь, они помогут дискуссии с Ошером Мендловичем.
— Помогут, помогут! Не сомневайся! Не ты — первый, не ты и последний! Проверено, многим помогло. Прокопий не даст соврать!
Тот покачал головой.
— Помогло. Но не в ста процентах!
— А где и когда ты видел эти сто процентов? Что у тебя всегда эти сто процентов? Осечки были, есть и будут, лишь бы их было мало.
Но тут вмешался в спор, доселе молчавший, Соломон Наумович.
— Хватит о методике предстоящего обсуждения сделки сотрясать комнату. Мне, как порученцу от Петра Васильевича, за это дело и отвечать. Так вот, принцип наш коллега — будущий, тьфу, тьфу, хозяин, пожелавший взвалить на свои плечи сей, по моему разумению, не очень-то и подъемный груз, уже изложил. Кстати, с ним мы уже довольно обстоятельно беседовали и, спешу заметить, пришли к обоюдному согласию. Уважаемый Карим Юсуфович, мне кажется, Вам в нашей компании сегодня больше нечего делать. По Вашей части мы обстоятельно все обговорили, прикинули, так что считаю, Вам разумнее всего поехать, поужинать и выспаться. Как я заметил, уж не знаю, с чем это связано, к предстоящей схватке Вы сумеете себя настроить. Это очень важное качество, да и редкое, особенно в наше время, сплошь заполненное стрессами. Приезжайте завтра к девяти утра прямо ко мне. Наверняка Вам, как бы ни хотелось расслабиться, забыться, все равно что-то придет в голову, вот и поговорим, время-то до десяти часов еще будет. Ну а мы, коллеги, после того как отпустим нашего молодца, продолжим нашу экономическую часть, собственно за что и ответственны, ради чего сюда и прибыли. Только прошу Вас, особенно Арсения Аркадьевича, без эмоций, больше дела!
Психолог хмыкнул:
— Без эмоций? Ну и ну! Когда мой коллега Прокопий «отрывается от земли», я что-должен молчать?
Прокопий даже «взвился» и свистящим шепотом зашелестел:
— Это я-то «отрываюсь от земли»! Я, который прочно опираюсь на науку торговать, основу которой, да будет тебе известно, заложили еще финикийцы. Может быть ты даже и слышал о таком народе, а уж римляне две тысячи лет тому назад, слышишь — две тысячи лет тому назад — сформулировали основные принципы и правила, которыми мы до сих пор еще пользуемся, только адаптируя их к современным обстоятельствам. Никто еще, как ни выпендривался, до сих пор к этим принципам и правилам не смог ничего добавить. Никто! Даже ты со своей психологией!
Но тут опять вмешался Соломон Наумович:
— Коллеги, сначала отпустим нашего будущего хозяина и уже затем продолжим, но без эмоций, слышите? Без эмоций! Только по существу, опираясь на имеющие у нас факты и понимая психологическое состояние нашего оппонента, движимые им интересы и обстоятельства. Но, конечно, используя при этом научные основы торговли — не базара, а именно коммерции.
Он встал, подошел к Кариму:
— До завтра, ждем Вас в девять у меня. И еще, если Вас не затруднит, попросите нашу уважаемую «Дунафину», нашу кормилицу, еще чайничек. Мне кажется, наша дискуссия продлится еще долго. Уж больно крупные специалисты собрались здесь, — добавил он, иронически улыбаясь, — и оба твердо стоят на своем!
Карим зашел к Гуле, передал просьбу Соломона Наумовича и уехал к себе в гостиницу. Прощаясь с Иркином, напомнил ему, чтобы Саид привез Душана, сына Равшана Касымовича, он хочет с ним побеседовать, присмотреться и, может быть, подключить к команде. Спал он, как всегда, заставив себя не думать о завтрашнем дне.
Утром в назначенный час у комбината его ждал Саид с невысоким, худым, но жилистым юношей. Тот беспокойно переминался с ноги на ногу в худых кроссовках. Увидев вылезавшего из автомобиля Карима, он настороженно стал в него вглядываться. Похоже, жизнь уже заставила его не ждать от людей, тем более незнакомого в сущности человека, ничего хорошего. Он все также настороженно выслушал приветствие этого, очень непохожего на байских прислужников, мужчины. Ему даже понравился он, такой сосредоточенный, спокойный и в тоже время мужественный. Вид незнакомца внушал доверие. И еще что-то непонятное дрогнуло у Душана в душе. Карим тоже сосредоточенно, внимательно присмотрелся к юноше. По всему было видно, эта жизнь, устроенная байскими прихвостнями, уже ожесточила его сердце, посеяла недоверие к людям, но не сломила его. И это обрадовало Карима, очень обрадовало. Он даже улыбнулся этому открытию и мысленно произнес:
— Мы еще повоюем вместе, братишка! Эти двуногие твари за все заплатят, в том числе и за твою поруганную молодость. Ты еще будешь у меня нужным людям человеком. Сделаю все, чтобы так произошло. Лишь бы не завелась в тебе червоточина, которую, как заразу какую-то сеял вокруг себя этот подонок-бай.
Подойдя к нему, протянул руку со словами:
— Ну, здравствуй, Душан. Ты наверно слышал обо мне от своих родителей. Так что мы теперь с тобою в этом свете — братья. Мой долг — помочь тебе. И я это твердо обещаю. Работать на базаре ты больше не будешь. Забудь о нем. Сейчас мы пройдем в тот кабинет, который мне выделил хозяин комбината. Там посидишь, подождешь, пока я не закончу. Не волнуйся, жди. А когда вернусь, тогда и будем вместе с Иркином решать, к чему тебя временно пристроить. Я, ты уж извини, должен присмотреться к тебе, точно так, как и ты ко мне, а уж затем и думать о твоем будущем. Но сразу же хочу сказать, мне бы очень хотелось видеть тебя в будущем уважаемым, нужным городу, стране человеком — учителем, врачом, экономистом, строителем или специалистом этого комбината. Право выбора будет за тобой, к чему будет лежать душа. Но прежде, похоже, нам придется пройти испытание. Об этом после. Сегодня многое должно решиться и для нас с тобой, и для многих жителей этого города. Пошли.
Они прошли в выделенный ему в гостевом отсеке номер. Там оставил Душана, сказав, чтобы тот его спокойно ждал. В номере Соломона Наумовича тихо и спокойно сидела уже знакомая пара. То ли выдохлись, то ли окончательно все порешали, согласовали, но все они спокойно пили чай и предавались воспоминаниям о былых баталиях, в коих им приходилось бывать. Появление Карима нисколько не нарушило этого благодушия. Юрист гостеприимно пригласил его к столу:
— Садись, Карим Юсуфович. А мы вот притомились, «обсасывая» все
