…Они появились внезапно. Лай собак раздается где-то позади, а в поле моего зрения уже попал боец в немецком камуфляже, аккуратно, практически бесшумно двигающийся вперед. Собственно, даже мое тренированное зрение вычленило противника только на проплешине. Присмотревшись, с каждого фланга метров в 20 я разглядел еще двоих противников. В руках карабины.
Вот один из них встал на колено и вскинул «маузер». Мама дорогая, у него оптика! Такого и раненым оставлять нельзя…
Сердце тронул холодок страха. Да, таких мне не потянуть в одиночку, но здесь и ребята не особо бы помогли. В любом случае, решение уже принято.
Короткая очередь. Боец с оптикой, прошитый тремя-четырьмя пулями калибра 7,62, валится назад.
Перекатом ухожу с лежки. Практически тут же землю, где я только что лежал, вспарывают пули двух карабинов. Хлесткий звук выстрелов доносится будто чуть погодя. Ого! Быстро они реагируют.
Два переката, короткий рывок под прикрытием орешника. Запасная позиция. Тоже удобная, хотя и не с таким удачным обзором.
Мертвенно холодея, я вдруг понимаю, что это место выбрал бы любой снайпер. Мое укрытие на этот раз довольно предсказуемо…
Догадка подтверждается в сделанном на удачу выстреле. Пуля срезала ветку над головой, но стрелок лишь вызывает огонь на себя: буквально пару секунд спустя немец, поменяв позицию, выстрелил еще раз. И тут же снова нырнул вниз.
Все ясно. С фланга, по всему видать, зашел второй, и теперь он ждет мой выстрел, демаскирующий вторую лежку. Н-да, ситуация патовая.
Меня спасает молчание. Первый стрелок переключается на другое любопытное место (к слову, его я тоже намечал), второй появляется в поле моего зрения.
Так, теперь не дергаться. Аккуратно переворачиваюсь на спину, беру прицел с упреждением полфигуры.
Короткая.
Очередь выбивает карабин из рук противника. Раненый немец, приглушенно вскрикнув, падает.
Мгновенно переворачиваюсь. Первый стрелок слышал мою атаку, но не видел вспышек выстрелов. Сейчас он должен попробовать меня достать. А я попробую достать его…
Вместо винтовочного огня немец бросает «колотушки». Кидает две, одну сразу за другой: первая не долетает метров семи, вторая падает прямо передо мной метрах в трех.
У меня есть три секунды принять решение. Вскачу – он меня снимет. Так не пойдет. Закрываю голову руками и задеревеневшими от страха губами начинаю жутковатый отчет. Четыре, пять, шесть, семь…
На девять раздается чудовищный (так мне показалось) взрыв, за ним еще один, но потише. Горячая волна обдает кисти и голову, комья земли больно секут ладони. В руку впивается что-то горячее. Несмотря на открытый рот, меня крепко оглушает.
Но ветки кустов приняли на себя основные осколки, разошедшиеся, кстати, в основном выше. А немец показался: залег, прижав карабин к плечу.
Я практически не слышу очереди, но целик, взятый так, чтобы враг был как бы над срезом линии прицела, не подводит. Голова противника дергается от удара и безвольно падает; мертвые руки выпускают «маузер».
Пошатываясь, встаю.
Выстрела не слышу. Только сильный удар под нижнее ребро слева, будто тело пронзил раскаленный прут.
Боль невыносима, она мутит разом гаснущее сознание. Из последних сил перекат в сторону, прыжок под дерево… На этот раз выстрел я улавливаю, но подобной прыти удачливый стрелок от меня не ожидал и промахнулся. Вот только в глазах чернеет от выворачивающей наизнанку боли. Пистолет-пулемет остается лежать на месте падения.
Глухо доносится взрыв со стороны растяжек и пронзительный собачий визг: одна есть! Маленькая удача придает сил: усилием воли я гашу слабость и заставляю себя молча ползти вперед по маленькой ложбинке. Ползти туда, где остались другие растяжки…
Она не рычит. Овчарка стремительной тенью догоняет меня, взяв след по крови. Ее приближение я уловил, точнее, почувствовал, в последний момент.
Огромный, разъяренный зверь с бешено выпученными глазами, яростно оскалившись, настигает меня как ангел смерти – зрелище парализующее.
Времени расстегивать клапан на кобуре нет: стремительно выхватив финку, я встаю на полусогнутых и заученно выставляю левую руку вперед.
Инстинкт сработал, и зверь прыгнул именно на открывшуюся цель. Секунду спустя мое сознание вторично пронзило болью, теперь от рвущих мясо на предплечье клыков. Но это уже агония: пес открыл живот в прыжке, и я тут же по гарду всадил в него клинок.
Кое-как высвободив израненную руку из мертвой хватки овчарки, я отодвинулся в сторону. Вот сейчас, давай… Сознание уже гаснет, но я из последних сил держусь: стрелок наверняка захочет меня добить.
Его погубила самонадеянность. Немец слышал и мой невольный вскрик, и скулеж умирающей собаки. Но решил, что я попытаюсь уползти дальше. А потому поспешил, бросился вперед, не особо заботясь о выборе укрытий. Может, молодой?
Рассмотреть мое тело в камуфляже стрелок сразу не смог. Сразу – это в первую секунду. А во вторую в его плечо ударила пуля. Вторая мимо, третья в ногу, четвертая в живот, пятая мимо… Шестая в голову.
Трясущимися руками меняю обойму. Пытаюсь встать. Опираюсь на левую и тут же падаю: порванная рука не способна быть опорой. Кое-как все же встаю.
…Я уводил их на болото сколько смог.
Грохнула еще одна растяжка. Когда я пробрел чуть-чуть вперед, передо мной предстали сразу несколько бойцов полицейских частей в обычной серой форме. Двое возились рядом с телом погибшей овчарки, последнюю (других не видел) держал за ошейник третий противник. Пуля из ТТ поразила его в ногу; еще три патрона ушло в соседей. Один умело упал и открыл точный автоматный огонь в ответ, зато второй свалился, держась за плечо. Я отступил назад.
Раненный в ногу не удержал пса, молча бросившегося на врага. Последнюю (надеюсь) овчарку встретили два выстрела в упор.
Дело сделано: без собак, с тремя ранеными, немцы охоту не продолжат. Но хотя бы за одного они должны отчитаться, хотя бы за одного… Потому я шел к болотам, в надежде, что если преследование продолжится, еще кто-то найдет свой конец в трясине. Или меня «отпустят», посчитав, что раненый на болоте и так найдет свою смерть.
Собственно, так и получилось. Практически.
Мне помогли. Был пятый стрелок. Я это понял, когда сзади раздался точный выстрел из карабина, и раскаленный прут пронзил на этот раз лопатку. Опять левую.
Падая в прохладную воду, я на миг даже подумал, что это хорошая смерть. Смерть в бою, с чувством исполненного долга. А вода так приятно охлаждает тело…
Главное, я искупил свое зло.
Прости, Господи, мне мои грехи. Защити, Господи, моих любимых, помоги выбраться Жене, Грише, Максиму… И даруй, Господи, победу русскому воинству, защищающему свою землю!
Глава двенадцатая. Схватка
За окном вовсю гремит гром, оглушительные разряды
