Торбад кивнул головой, улыбнулся и отослал посыльного. Горгос вернулся в Храм, а его хозяин сел за письменную доску и взял чистый лист пергамента.
Он написал: «Чего ты хочешь, Фейфолкен?»
На пергаменте получилось: «Прощайте. Я ненавижу свою жизнь. Я перерезал себе жилы.
Торбад попробовал еще раз: „Я схожу с ума?“
Вышли слова: „Прощайте. Я принял яд. Я ненавижу свою жизнь“.
„Почему ты так поступил со мной?“
„Я, Торбад Хулзик, не могу больше мириться с собой и собственной неблагодарностью. Вот почему я решил повеситься“.
Торбад взял свежий пергамент, обмакнул палец в чернильницу и решил переписать бюллетень. Хотя его первоначальный набросок был простым и несовершенным, пока Фейфолкен не изменил его, новая копия оказалась просто ужасной. Не хватало апострофов, Г были похожи на Т, предложения заползали на поля и извивались, словно змеи. Чернила с первой страницы просочились на вторую страницу. Когда он вырывал страницы из тетради, третья страница чуть не разорвалась пополам. Однако окончательный результат все же был на что-то похож. По крайней мере, Торбад на это надеялся. Он написал еще одну записку, „Используйте этот бюллетень вместо того безобразия, которое я вам отправил“.
Когда Горгос вернулся с новыми письмами, Торбад отдал ему конверт. В новых письмах было все то же самое, за исключением письма от его лекаря, Телемихиэля: „Торбад, как можно скорее приезжайте к нам. Мы получили сообщения из Чернотопья о вспышке красной чумы, очень похожей на то, что было с вами, и нам необходимо снова осмотреть вас. Пока что ничего не ясно, но мы хотим знать, каковы наши возможности“.
Чтобы придти в себя, Торбаду понадобился весь остаток дня и пятнадцать порций крепчайшего меда. Большую часть следующего утра он приходил в себя от вчерашнего. Он начал писать Вандертил пером: „Что вы думаете о новом бюллетене?“. Фейфолкен вывел „Я решил сжечь себя, потому что совершенно бездарен“.
Торбад переписал записку, макая палец в чернила. Когда появился Горгос, он отдал ему записку. Горгос принес письмо от Вандертил.
Оно гласило: „Торбад, вы не только божественно одарены, но у вас еще прекрасное чувство юмора. Предложить использовать эти каракули вместо настоящего бюллетеня! Настоятель очень смеялся. Дождаться не могу, чем вы порадуете нас на следующей неделе. Ваша Вандертил“.
Неделей позже на погребальную службу собралось гораздо больше друзей и поклонников Торбада Хулзика, чем вы можете себе представить. Гроб, разумеется, пришлось оставить закрытым, но это не удержало скорбящих от попыток прикоснуться к его гладкой дубовой поверхности, как будто это была плоть самого художника. Настоятель собрался с силами и произнес прекрасную хвалебную речь. Вечный враг Торбада, прежний секретарь, Алфиерса, приехала из Клаудреста, рыдая. Она рассказывала всем, кто согласен был слушать, что советы Торбада изменили всю ее жизнь. Когда она услышала, что Торбад завещал ей свое перо, то упала на землю, захлебываясь от слез. Вандертил была еще более безутешна, пока не столкнулась с красивым и восхитительно одиноким молодым человеком.
„Не могу поверить, что его не стало, а я его даже не видела и ни разу не разговаривала с ним лицом к лицу, – сказала она. – Я видела тело, но оно так обгорело, что я даже не знала, он это, или нет“.
„Хотелось бы мне сказать, что произошла ошибка, но к несчастью, есть множество медицинских доказательств, – сказал Телемихиэль. – Некоторые из них я дал сам. Он был моим пациентом, видите ли“.
„О, – сказала Вандертил. – А разве он болел?“
„У него была красная чума много лет назад, она сожгла ему гортань, но казалось, что его ожидает полное выздоровление. Я написал ему об этом за день до того, как он покончил с собой“.
„Вы целитель?“ – воскликнула Вандертил. – „Посыльный Торбада Горгос сказал, что доставил письмо от вас, когда я отсылала ему свое, с комплиментами относительно нового, примитивистского стиля бюллетеня. Это была поразительная работа. Я не успела сказать ему об этом, но мне стало казаться, что он слишком привержен старомодной манере письма. Получилось так, что он сделал последнюю гениальную работу и ушел в лучах славы. Выражаясь фигурально. И буквально“.
Вандертил показала целителю последний бюллетень Торбада, и Телемихиэль согласился с тем, что его яростный, почти неразборчивый почерк прославляет силу и могущества бога Аури-Эля».
«Я совсем запутался», – сказал Вонгулдак.
«В чем? – спросил великий маг. – Мне казалось, что эта история очень простая».
«Фейфолкен сделал все бюллетени красивыми, кроме последнего, того, который Торбад сделал для себя, – сказал Таксим задумчиво. – Но почему он неправильно прочитал письма от Вандертил и целителя? Фейфолкен изменил слова?»
«Возможно», – улыбнулся великий маг.
«Или Фейфолкен изменил восприятие Торбадом этих слов? – спросил Вонгулдак. – Фейфолкен свел его с ума в конце концов?»
«Похоже на то», сказал великий маг.
«Но это значит, что Фейфолкен был слугой Шеогората, – сказал Вонгулдак. – А вы говорили, что он служил Клавикусу Вайлу. Что же он внушал, озорство или безумие?»
«Фейфолкен определенно изменял волю, – сказал Таксим. – А именно это сделал бы прислужник Клавикуса Вайла, чтобы сохранить проклятие».
«Достойный конец истории про писца и зачарованное перо, – улыбнулся Великий маг. – Понимайте, как хотите».
Пирог и бриллиант
Атин МуэндилЯ сидел в «Крысе в котелке», клубе для чужеземцев в Альд’руне, болтая с приятелями, и тут увидел эту женщину. В общем-то, бретонки в «Крысе» не такая уж и редкость. Склонность упорхнуть подальше от своих насестов в Хай Роке у них, видимо, в крови. Впрочем, с возрастом они становятся тяжелее на подъем, поэтому я и обратил внимание на эту тощую старую кошелку, которая бродила по залу и заговаривала со всеми посетителями.
Нимлот и Оэдиад сидели там же, где и всегда, и пили то же, что и всегда. Оэдиад хвастался своей добычей, заполученной им неким противозаконным образом – огромным бриллиантом величиной с детский кулачок, чистым, как родниковая вода. Я любовался на камень, когда услышал позади себя скрип старых костей.
– День добрый, друзья мои, – сказала старуха. – Меня зовут Абелле Хридитте, и мне нужны деньги, чтобы добраться до Альд Редайнии.
– За милостыней иди в храм, – отрезал Нимлот.
– Меня не интересует милостыня, – ответила Абелле. – Я хотела предложить вам свои услуги.
– Бабуля, остановись, пока меня не стошнило, – рассмеялся Оэдиад.
– Ты сказала, что тебя зовут Абелле Хридитте? – спросил я. – Ты часом не родственница Абелле Хридитте, алхимику из Хай Рока?
– Весьма близкая, –
