Она разозлилась: этот урод обойдется без обеда.
«У меня в руке железная палка, – подумала она, – и я сильная».
Размахнулась и ударила прутом по батарее. Смешок оборвался. А затем девушку подбросило: монстр пришел в ярость и наконец освободился. Вверх взметнулись обломки кирпичей, бетона, стекла. Мимо Мёнгере, чудом не задев, со свистом пролетела оконная рама. Здание рухнуло, увлекая путников за собой.
Мёнгере живо представила: они падают на гору подушек и перин. И тут же погрузилась в пуховые объятия.
– Черт! Отсюда и не выберешься, – где-то слева проворчал Глеб.
Он с трудом полз, увязая в мягких тюфяках.
– Я чуть не задохнулся – прямо лицом туда упал, – пожаловался Приш.
И Мёнгере стало смешно: ну на самом деле, у нее получилась пуховая ловушка – надо бежать, а они двинуться не в состоянии.
Глядя на девушку, развеселились и Приш с Глебом. Монстр снова зарычал, но как-то неуверенно. И Мёнгере поверила: она может сделать так, чтобы сон подчинился. Она его хозяйка – ведь создатель кошмаров привиделся сперва именно ей. Мёнгере расслабилась: она справится.
Чудовище шагнуло, и тут же его правая нога подвернулась, и он растянулся. Да так, что пропахал носом землю. От этого зрелища Мёнгере звонко расхохоталась: до чего же смешно! А еще у него голова на шее не держится! И тут же со звонким треском монстр лишился головы. Он зашарил руками в ее поисках, растеряв свою грозность. И Мёнгере потеряла интерес: не хочется сражаться с тем, кто внушает жалость. Это недостойно. Она прошептала: «Ты дом. Красивый и крепкий. В тебе будут жить люди, долго и счастливо».
И тут же их выдернуло. Мёнгере с остальными оказалась на берегу пруда. Здесь уже наступила полночь, и бледная луна отражалась в воде. С деревьев облетела листва, они казались собственными скелетами. Ни ветра, ни звука. Словно путники очутились на изнанке мира, его черно-белом негативе. И в этот момент из воды появилось существо. Оно брело к берегу, его обвисшая кожа шлейфом тянулась за ним.
Мёнгере внимательно вгляделась: до чего же это создание некрасивое. Все его боятся, и никто не любит. Плохо так жить и неправильно. А существо шептало:
– Помогите. Отдайте мне ваши сны. Я так хочу есть.
Еще немного, и оно упадет и умрет. Мёнгере решилась:
– Я даю тебе имя, ты будешь называться Сайнунт – дух доброго сна. Отныне ты станешь приходить к людям ночью и дарить хорошие сновидения. Так я сказала, и пусть это свершится.
Ярко вспыхнула луна, превращаясь в солнце, пруд покрылся белоснежными лилиями, деревья украсились листьями. А Сайнунт обернулся тучной коровой, чья шкура была расписана изображениями звезд и небесных светил, а рога украшены цветами. Мёнгере подбежала к корове и обняла ее. И это сразу же стало картинкой из книги сказок.
Глава шестнадцатая. Поэт
Путники перенеслись обратно в квартиру, Хухэ с радостным тявканьем бросился навстречу. Мёнгере схватила его на руки. Фенек на мгновение замер, а затем осторожно освободился, словно не веря, что дал прикоснуться к себе человеку.
– Я первая его погладила! – с торжеством сообщила Мёнгере.
– Ты вообще крутая, – подтвердил Глеб. – Ловко справилась с кошмарами.
Он подошел к окну. Теперь город выглядел обычным. И почему-то казалось, что всё будет в порядке. Фонари откликнулись тремя вспышками, подтверждая, что он прав: «Спа-си-бо!» Глеб присел на диван.
– Вроде до утра время есть, а спать не хочется, – сказал он.
– Выспались уже, – пошутил Приш.
Глеб растянулся и уставился в потолок. Почему-то сегодняшние события напомнили ночь перед изгнанием. Тогда он тоже лежал без сна и смотрел вверх безо всяких мыслей. Долгая-предолгая ночь в полном одиночестве. Его накачали обезболивающими и строго-настрого приказали лежать на животе. Как только медсестра вышла, Глеб перевернулся.
Тогда его звали иначе – у поэтов в ходу были псевдонимы. А что он будет поэтом, стало ясно при рождении – в области лопаток акушерка обнаружила зачатки крыльев.
– Поздравляю, мамочка, – обрадовала она, – у вас пиит.
Акушерка любила устаревшие слова, но роженица прекрасно ее поняла. Ведь сбылась ее давнишняя мечта.
Глеб рос, а вместе с ним крылья. Уже в три года он попытался взлететь и целых пять секунд удерживался в воздухе. Он этого не помнил, зато мама записывала все достижения. В пять лет Глеб сочинил первые стихи:
Зима рисует узоры на окнах. Как красив Новый год, Снежинки кружатся.Родители объявили знакомым и родственникам, что сын – гений. С этим ощущением Глеб и жил.
В пятнадцать его отправили в престижнейшую школу поэтов. Заведение располагалось в соседнем городе, в часе езды. Глеб, конечно, переживал, не хотел расставаться с друзьями – неясно, как сложатся отношения в новой школе. Но родители выступили дружно: их сыну всё самое лучшее. Тем более ребенок полностью оперился – крылья после линьки поменяли серый оттенок на редкий графитовый цвет с седыми вкраплениями, что уже говорило о неординарности будущего поэта.
Набор в школу происходил через экзамены. Конкурс был сумасшедшим: десять человек на одно место. Не только у Глеба родители хотели лучшего для своего ребенка. А он мечтал об одном: быстрее разделаться со всем этим и махнуть на море. Накупаться до одури, чтобы на год хватило. Родители бегали по кабинетам и суетились, а Глеб расслабился: не пройдет, так не пройдет. Стихи писать ему никто не запретит.
Среди поступающих он приметил одного парня. Тот был полной противоположностью Глебу: рыжий, плотный и с ослепительно белыми крыльями. Глеб не выдержал и подошел:
– Ты не ангел случайно?
Тот отмахнулся:
– И ты туда же! Достали уже этим цветом. Думаю перекрасить.
Глеб едва не поперхнулся:
– А разве можно?
Парень насмешливо посмотрел на него:
