– Дурак, ты куда?! – крикнул с соседнего дерева Глеб, но Приш его не слушал.
Он не позволит, чтобы девчонка умерла за него. Это недостойно. Он же не трус! Пусть лучше он погибнет, чем наблюдать, как разорвут Харму И следом за ним стали слезать и Глеб с Мёнгере.
Приш спрыгнул и встал рядом с Хармой. На лбу выступила испарина, во рту пересохло, но он ощущал мрачную уверенность, что поступил верно. Вскоре к нему присоединились и друзья. А кольцо оборотней сжималось. Приш видел собственную смерть в красных глазах, оскаленных клыках.
– Вы же не звери! – решился он. – И если Харма смогла, то почему вы нет? Вспомните, что вы тоже люди!
Страха не было. Приш почувствовал удивительную свободу: если он умрет, то потому, что сделал собственный выбор. И правильный. Иногда приходится рисковать, потому что иначе нельзя. Невозможно жить трусливым гадом. Тем, кто отсиживается за спинами других.
В воздух поднялась белая тень, и серая волчица бросилась наперерез. Земля вновь обагрилась. Харма рухнула. Приш с ужасом увидел, что ее горло перерезано, словно его перерубили тесаком. Волчица захлебывалась собственной кровью, и Приш ощутил страшную беспомощность: ничего не исправить. Он не успел, а Харма… Приш заорал, перехватил нож удобнее и бросился на монстров. И в тот же миг луна стала бледной, как обычно.
Волки с рычанием начали кататься по земле. Морды меняли очертания, лапы выворачивались из суставов. Точно кто-то невидимый сминал заготовки из глины. И вскоре возле путников оказались люди. Обычные люди, которые мгновение назад были оборотнями. Но всё это мало волновало Приша, он смотрел туда, куда упала серая волчица: Харма так и лежала под деревом. Она вновь превратилась в девчонку, но это ее не исцелило. Приш подошел, опустился и обнял Харму Ее кровь пачкала его одежду, но это было неважно.
Булькающим голосом Харма попыталась что-то сказать. Приш с трудом разобрал:
– А я ведь хотела найти тебя. Хотела и боялась.
На ней были бусы из боярышника. Они удивительно шли ей, как он и думал. Приш сжал руку Хармы, и через миг она умерла.
Глава двадцать шестая. Дети Луны
Мёнгере чувствовала себя так, словно на нее свалилась колонна, украшавшая покои дворца. И теперь Мёнгере лежит под обломками, и дышать невозможно, и что-то ноет в груди. Иногда лучше самому умереть, чем видеть, как это делают за тебя другие. Нет, она присутствовала на казнях преступников, привыкла, что ее охраняют преданные воины, готовые в любой момент пожертвовать собой. Но так положено – они сами выбрали свою судьбу. А эта девочка… Зачем? Кто для нее Мёнгере и Глеб с Пришем? Случайные странники.
Но Харма предпочла их. Решила остаться человеком до конца. Даже в образе чудовища. Сохранить себя. И, наверное, для Хармы другого выбора не существовало. Но всё равно тошно – бедная девочка. И на Приша смотреть невозможно – бледнее смерти. Переживает. И у Глеба лицо заострилось. Им нелегко далась эта ночь. И ведь они готовы были погибнуть, но… Боги всё переиграли.
…Когда люди очнулись, к Харме бросилось сразу несколько. Какая-то женщина закричала так, что сердце болезненно сжалось:
– Доченька! Ласточка моя!
Она билась возле Хармы, как раненая птица. Гладила по волосам, целовала руки. Огромный мужчина, видимо, отец, зарыдал. Он поднял Харму на руки, его губы беззвучно шевелились. Мёнгере разобрала: «Ее-то за что? Лучше бы меня». За его спиной переминались двое молодых парней, они с ужасом и неверием смотрели на Харму.
«Братья», – поняла Мёнгере.
У младшего задрожала нижняя губа, он закрыл глаза рукой, чтобы никто не увидел слёз. Старший держался изо всех сил.
Родных обступили в полном молчании. Мёнгере показалось что-то нездоровое в том, как деревенские смотрели на убитую девушку. Кто-то произнес: «Проклятье снято». И над толпой пронесся вздох облегчения. Конечно, им легко – ведь не их ребенок погиб. Не они заплатили страшную цену. Только не придется ли расплачиваться за это обитателям деревни? Ведь тот, кто убил Харму один из них. Теперь не вспомнить и не узнать. Убийцей мог быть любой. И жить им всем с осознанием этого.
На путников внимания почти не обратили. Словно не на них и охотились. Глеб подошел к Пришу и тряхнул за плечо. Приш посмотрел так, точно не понимал, что от него хотят. Глеб указал на деревья:
– Я туда не заберусь, слишком высоко. Надо спустить вещи и Хухэ.
Приш угукнул и полез за вещами и фенеком. Даже не возразил, что Глеб и без него может справиться. Мёнгере проследила за ним: казалось, от парня осталась одна оболочка, а сам он далеко-далеко. Нелегко пережить смерть человека. Особенно того, кто понравился. Мёнгере взглянула на Глеба: надо увести друга. Тот понимающе кивнул.
Приша пришлось тащить за руку, потому что он постоянно оборачивался, будто не веря в произошедшее. Хорошо, что хотя бы снял окровавленную рубашку. Сложил и убрал в мешок.
Мёнгере подошла к парню.
– Я не знаю, что надо говорить в подобных случаях. Точнее, знаю, но раньше это были лишь слова. А что стоит за ними – непонятно. А сейчас хочу сказать тебе, что у меня болит душа. Мне жаль, что так вышло.
Приш кивнул, но ничего не ответил.
Мёнгере вздохнула: здесь доля и ее вины. Если бы не летучая мышь, которую она испугалась… Девушка никогда не видела таких зверей с крыльями, как у птицы. Если бы можно было исправить то, что произошло… Ну почему так случилось? Теперь и Мёнгере надо научиться с этим жить.
…Вечером развесили над костром грибы, чтобы засушить – сделать запас. Мёнгере в первый раз собирала их, до этого только наблюдала. Хорошо, что Хухэ помогал, иначе бы она ни одного не нашла. Как Глеб с Пришем умудряются мимо не пройти? Наверное, уметь надо. Приш потом выбрасывал поганки – плохие грибы, как он сказал. Мёнгере набрала их целую кучу, больше, чем хороших.
Замечательно сидеть у костра. Смотреть, как искры тянутся к темнеющему небу. И солнце
