Однако за какие-то мгновения до того, как острие кинжала коснулось его кожи, время словно замерло.
— Ай-ай-ай! — Произнес знакомый голос маленького, худенького, лысого старичка. — Молодой человек! Ну как так можно?
— Слушай, — с изрядным раздражением произнес Артур, которому вдруг стало намного легче разговаривать. Впрочем, пошевелиться он не мог. И это скорее был не разговор, а обмен мыслями. — Проваливай. Дай спокойно сдохнуть. Ты уже сделал все что мог.
— Ты так легко хочешь сдаться?
— Настоящая смелость, старик, заключается в том, чтобы жить, когда нужно жить, и умереть, когда нужно умереть. Становиться рабом Гол-Нумера аз Тога я не собираюсь. Лучше смерть.
— А ведь я пришел предложить сделку.
— Мне не интересно, — ответил Артур. — Ты уже показал, что не лучше демона. Я не желаю быть ни чьим рабом или слугой!
— А как же Ан’ну? Разве ты не служишь ей?
— Я не служу ей, а добровольно помогаю, потому что чувствую ответственность. Как я себя потом буду уважать, если пробудив, брошу до того, как она встанет на ноги?
— Любопытно… — произнес он, задумавшись. Немного потеребил подбородок. А потом, словно вспомнив об Артуре, продолжил. — И все же тебе придется меня выслушать. Ты ведь знаешь, чем болеешь?
— Этот старый хрен Гол-Нумер влил в меня эссенцию. Кого именно — понятия не имею. И ее усвоение выжимает из меня все силы, сжигая заживо.
— Верно, — улыбнулся лысый старик. — Я могу тебя исцелить от этого недуга. А взамен хочу снять метку Ан’ну с твоей руки.
— Ты ведь сейчас в ее храме. Не боишься такое предлагать?
— О, нет! Она еще необычайно слаба. Настолько, что сейчас мнется у входа, не в силах войти и уж тем более вмешаться в разговор без моего позволения.
— Что это за метка?
— Метка веры. Улучшает связь между смертным и божеством. Для жрецов — обязательна. Но ты не жрец, поэтому у тебя она только повышает качество жертвоприношений, позволяя высасывать из жертвы все.
— Какая тебе выгода от этого?
— Я хочу, чтобы она страдала как можно дольше.
— Так ты не только старый лицемер, но еще и садист-затейник?
— Молодой человек, я бы на твоем месте не стал делать поспешных выводов, — мрачно заметил худенький, лысый старичок. — Мой сын погиб из-за нее.
— Как это случилось?
— Тебе это не нужно знать.
— Тогда проваливай козе в трещину! Я не заключаю сделок с кем попало!
— Дерзишь? — Холодно усмехнулся Мирт. — Я ведь могу просто уйти, и ты сдохнешь.
— Так и проваливай! Чего стоишь? Или ты забыл, что я и так собрался сдохнуть? Маразм подкрался незаметно? Тут помню, тут не помню? — Мирт скривился от этих слов, но, спустя пару секунд все же ответил:
— Ан’ну пожелала стать сильнее. И связалась с очень опасными существами… даже для нас, для Богов. Дерзкая, глупая, страстная. Они ее легко обманули и она, согласно заключенной сделке, должна была отдать им свою эссенцию. Но мой сын вмешался и пожертвовал собой ради нее…
— И ты ее за это убил?
— Я? О нет! Я бы тогда не смог. Она была очень сильна. После того как мой сын добровольно отдал эссенцию и договор был выполнен, из нее словно в насмешку вытянули все силы. И этим воспользовались другие Боги. Так что нет. Я ее не убивал. Но желающих хватало…
— Он пожертвовал собой ради нее. Почему?
— Потому что дурак!!!
— Я хочу поговорить с ней, — твердо произнес Артур.
— Нет.
— Да! И немедленно!
Сухой старичок раздраженно дернул щекой, но мгновение спустя рядом с ним появилась бледная фигура невероятно уставшей молодой женщины. Той самой, что парень видел на золотой статуэтке. Только ее болезненность очень уж бросались в глаза. Она напоминала полупрозрачный живой труп.
— Мирт сказал правду?
— Да, — прошелестел ее голос, а лицо стало еще более печальным. Хотя куда уж больше? А Артур понял, что это был за ветер, там — во тьме между светильниками, что снились ему. Это был ее голос, только очень слабый. Настолько, что даже не мог произносить слова.
— Зачем им была нужна твоя эссенция?
— Я не знаю… — тихо, едва слышно шелестел ее голос.
— Поглотить и усвоить?
— О нет… — она слабо улыбнулась. — Эссенцию Бога невозможно усвоить…
— Демоны принесли тебе жертвы?
— Нет…
— Ты не знаешь, что они там сделали с ними? Целый дом же должны были тебе в жертву принести.
— Я очень слаба… я не знаю…
— Уходи… — раздраженно махнул рукой Мирт и тело Ан’ну словно ветром сдуло.
— Я не договорил с ней!
— Вернемся к сделке, — зло сверкнув глазами, произнес Мирт.
— Я не вижу в ней смысла. Если я умираю, то Ан’ну остается без своего адепта. Полагаю, единственного. Зачем тебе вмешиваться и тратить силы? Тебе заняться больше нечем?
— Поверь — тот, кто умеет снимать боль и с ее причинением справится. Ты можешь продолжить приносить ей жертвы. Я не против. Но даже от тролля без метки веры ей будут перепадать жалкие, ничтожные крохи.
— А если я верну метку?
— А ты хочешь?! После того, что я тебе рассказал?! — Удивился Мирт.
— Старик, я понимаю твое горе и твою правду. Но не обманывай хотя бы себя! Твой сын отдал свою жизнь за нее добровольно. Теперь это же хотел сделать я. Тебе не кажется, что все слишком очевидно?
— Нет!!! — Слишком резко воскликнул Мирт.
— Я так и думал, — усмехнулся Артур. — Обещай, что никогда не станешь мешать ни мне, ни тем, кто мне близок. В любых делах. И тогда я соглашусь на твою сделку.
— В каких «любых» делах?
— Ты ведь на самом деле не хочешь, чтобы Ан’ну страдала. Никогда не поверю, что Бог-лекарь такая мразь, упивающаяся страданиями других. Так что я даю тебе повод прекратить заниматься всей этой фигней, не теряя лица.
— Ты не понимаешь… — покачал он головой.
— Я прекрасно понимаю, что твой сын не просто так пошел на жертву. Она была ему дорога. А ты — старый хрен, растоптал все что он любил!
Мирт замолчал и нахмурился. А Артур продолжил:
— Уходи старик. Дай мне умереть. Потому как жить и знать, что такой придурок как ты будет постоянно стоять у меня над душой — даже хуже, чем оказаться рабом Гол-Нумера. Проваливай! Ничтожество…
Парень был бы и рад закрыть глаза, но, увы, общались они мысленно, а всякие движения его тела была невозможны. Поэтому ему не оставалось ничего, кроме как смотреть в глаза Мирту, стараясь выразить как можно больше презрения.
Но долгой игра в гляделки не получилась. Видимо Артур в своей стихийной импровизации смог наступить на старую мозоль. Очень старую и очень больную. Во всяком случае лицо Мирта выражало целую гамму сильных эмоций, потрясающих его. Но наконец он успокоился и тихо-тихо, шепотом произнес:
— Хорошо, я обещаю.
— Тогда я согласен на твою
