Пока Таша стояла подле заветной повозки, толпа обсуждающих Короля и его новых непобедимых союзников сдвинулась в сторону других торговцев, которые тоже принялись живо обсуждать возникшую проблему.
Жвада остался один. Кряхтя и бормоча что-то себе под нос, он вынул из кармана золоченой замшевой куртки кружевной платок и принялся вытирать им лицо. Когда Таша отвлекла его от этого важного занятия, торговец нахмурился, смерив принцессу недоверчивым взглядом:
– Что-то хотела, юная госпожа?
– Хочу купить ваш товар, – отчеканила Таша, предав голосу всю возможную уверенность и решительность.
– Какой именно? – удивленно приподнял брови Жвада. – Рюшей и брошей я не вожу, капустой и рыбой тоже не торгую… Так что же?
– То, что лежит там, – девушка ткнула пальцем в повозку.
– Ты знаешь, что там? – тут же нахмурился торговец.
Он снова оглядел покупательницу с головы до ног, смотрел недоверчиво, с подозрением, но Таша вновь уверенно указала на повозку и потребовала:
– Мне нужно то, что лежит в этой повозке.
– Ладно, – Жвада нехотя поднялся, проковылял к выбранному девушкой товару и остановился, с сомнением оглядывая три деревянных ящика из мореных до черноты досок. – Не хотел ведь брать, знал, что-то недоброе с ними творится… Кто тебе рассказал про них, отвечай, – надувши по-лягушачьи зоб, торговец рыкнул на принцессу, и, не дожидаясь ответа продолжил. – Эх! Все равно не скажешь. Видно кто-то шпионит за мной, выведывает, что кому вожу, а показать лица не хочет – вот и посылает свою служанку за товаром.
– Она не служанка!
От пары голосов, грянувших одновременно и дружно, Жвада чуть в воздух не подпрыгнул. Повернувшись от ящиков, он увидел подоспевших в поддержку принцессе юношей-Учеников.
– А кто же? – недоверчиво поинтересовался торговец, потом, подумав, кивнул. – Может дочь чья, или внучка? Тогда прошу извинения, да только все равно, ежели твоя родня, девочка, так стеснительна, что посылает на черный рынок тебя…
Договорить толстяку не дали.
– Она Ученица, – хмуря брови, отрезал Шагрэй.
– Девочка? – Жвада удивленно выпучил глаза, потом стал раздуваться как шар и, наконец, прорвался клокочущим, похожим на кваканье смехом. – И кто же взялся ее учить, а? Может Чинта Белоног или сам Лункас – Рысий Глаз? Не смешите меня, юнцы.
– Мой Учитель – Кагира, – не обращая внимания на насмешки и недоверие, заявила принцесса.
– Кагира? – уродливый торговец сдавленно булькнул, подавившись смешком. – Беглый принц, отвергнутый наследник Темноморья? Хм-м-м… В каждой шутке есть доля шутки, но тут вы похоже зашутились, ребятки! – глаза человека-жабы нервно забегали по лицам Учеников.
– Это не шутка, старый Жвада, – подтвердил слова девушки Криспэлл. – Спроси в общине у любого – тебе все подтвердят.
– Коли так, – торговец задумчиво потеребил отвисшую нижнюю губу, – взгляни на товар… Ученица.
Жестом велев Шагрэю и Криспэллу не подходить, он поманил к себе Ташу. Та подошла, выжидающе глядя на деревянные крышки, скрывающие под собой неизвестность. Приподняв одну из них, он позволил принцессе смотреть, пояснив:
– Я не знаю, кто надоумил тебя требовать их. Это ведь просто старые мумии.
– Не просто…
Девушка бегло оглядела сухие тела, обмотанные посеревшим от времени тряпьем. Толстый слой обмотки скрывал нечеловечески длинные головы, с вытянутыми челюстями, а из-под надорванной ткани виднелись черные скукоженные пальцы, оканчивающиеся остриями тупых коротких когтей.
– Что это за существа?
– Древние псиглавцы, – с нарочитой усмешкой в голосе объявил Жвада, и тут же, вспоров карманным ножом ткань на шее одной из мумий, продемонстрировал Таше отчетливый шов, соединяющий голову с телом. – Ненастоящие, подделки. Их изготовил анатомист, не слишком умелый, надо сказать. Кому понадобились эти куклы – я не знаю, и больших денег за них не возьму…
Несколько дней цирк матушки Миртэй стоял в дубраве у озера. Жизнь в нем текла своим чередом.
Томми и госпожа Линда вписались в коллектив с легкостью, незаметно растворившись в пестрой толпе остальных циркачей. Даже Тоги быстро привык к цирковому существованию – такая жизнь не претила ему, напротив, дарила какое-то невесомое, фантастическое чувство собственной значимости и нужности.
Каждое представление молодой дракон честно отрабатывал свой хлеб. Когда между повозками поднимался купол шатра и люди спешили к нему со всех сторон, Тоги вдохновенно метался по клетке, хлеща прутья хвостом и свирепо рыча. Зеваки охали, ахали, пялились на живого, настоящего дракона, думали да гадали, как матушке Миртэй удалось изловить его и запереть.
Томми, наряженный в новый бархатный камзол, обшитый пышными бантами и цветными лентами, привычно крутил ручку шарманки, зазывая на представление и расхваливая все диковинки и чудеса, которые можно будет увидеть.
Госпожа Линда выступала на арене. Даже Томми был поражен кладезем талантов, открывшихся в старой цирковой обезьяне. Она жонглировала, ходила по канату, крутила кольца и показывала фокусы так ловко, что даже мрачный черноволосый факир не сумел разгадать их истинной сути.
Каждый вечер Тоги беседовал с Джилл. Он приходил к ней после представлений на закате, и они гуляли, любуясь, как грузное алое солнце тонет в лазурных водах Эсимуса. Иногда Джилл брала с собой единорогов, а пару раз они с Тоги оставались на берегу вдвоем.
Джил без умолку рассказывала дракону о цирковой жизни, делилась новостями и сплетнями, травила анекдоты и байки. Тоги в основном слушал, отчасти потому что ему нравилось в такие моменты наблюдать за девушкой, а еще потому что свою историю он оглашать не хотел. Надо отдать должное Джилл – она не стремилась вызнать о прошлом дракона, ни разу не спросила, даже не пыталась заговорить об этом…
В тот вечер они сидели долго, до самой темноты. Обычно за временем следила Джилл. Она старалась ложиться пораньше, чтобы не выглядеть во время представления замученной и уставшей. Солнце уже давно утонуло в Эсимусе, а девушка все сидела на песке, обхватив руками колени и положив
