Когда солнце взошло, Джилл обыскала буковую рощу вдоль и поперек. Отчаявшись, что не сможет найти Тоги до всеобщего пробуждения, девушка все же добрела до реки. Там, на песке она обнаружила свежий драконий след и борозду от хвоста. Еще один след виднелся у кромки воды, а от третьего, скрытого под отражающей перламутровое утреннее небо гладью, осталась едва заметная ямка в песке.
Тоги ушел вниз по реке, и одному небу было известно, остановился он где-нибудь или продолжал свой путь до сих пор. Сперва Джилл решила вернуться обратно в лагерь, но угрызения совести все же заставили ее двинуться следом за обиженным другом.
Шла она долго: синий купол неба очистился от лиловых всполохов утренней зари, из-за далеких деревьев на небосвод выкатилось блеклое ранее солнце. Речная вода казалась лазурной, ледяной, она втянула в себя небо, зарябила отраженным узором редких облаков. И все казалось теперь бесконечным: и небо, и поле, и утро, и река…
Пройдя очередную излучину, Джилл остановилась. Пологий до этого берег резко ушел наверх, открыв взгляду крутой песчаный срез, испещренный точками стрижиных нор. Под ними у самой земли виднелся темный провал прибрежного грота.
Джилл замерла, пристально вглядываясь в открывшийся взору мрак, потом подошла ближе. Сквозь сонм привычных голосов утра отчетливо пробивался звук дыхания, а тьма, плотно сгустившаяся в глубине грота, явно скрывала кого-то живого.
– Тоги… – тихо позвала циркачка. – Тоги! – повторила громче. – Это ты?
– Я, – прозвучало в ответ.
От неожиданности Джилл вздрогнула. Голос дракона, звучавший прежде только в голове, обрел реальную силу и звучал наяву, совершенно по-человечески.
– Ты говоришь? – не поверила ушам Джилл, а собеседник, кажется, не понял ее.
– О чем ты? Я ведь всегда говорил с тобой?
– Да, но раньше твои слова звучали в голове, а теперь… С тобой все в порядке?
– Да вроде бы, – ответ прозвучал несколько растерянно, – только чувствую себя как-то странно…
– Может, выйдешь?
Джилл сделала шаг навстречу. Тьма в гроте двинулась, задрожала, выпуская на свет мужскую фигуру. Следом из темной дыры потянулись полупрозрачные щупальца сизо-зеленого тумана или дыма. Они растеклись по сторонам и исчезли, растворившись в воздухе. Девушка застыла в изумлении, не решаясь подойти ближе к высокому стройному юноше с копной черных с изумрудными прядями волос и странным рисунком «чешуи» на зеленовато-серой коже.
– Тоги… Это правда ты?
– Я, – прозвучало в ответ.
Джилл мотнула головой, ожидая, что морок рассеется, но ничего не произошло. Юноша по-прежнему стоял перед ней, не двигаясь.
– Ты пришла за мной? – поинтересовался он.
– Да, матушка Миртэй велела отыскать тебя и вернуть в цирк, а еще я хотела попросить прошения за то, что накричала на тебя.
Джилл потупила взор, не зная, что больше ее смущает, осадок от былой ссоры или абсолютная нагота собеседника, которой тот, казалось бы, не придавал совершенно никакого значения.
– Принимается, – кивнул он наконец. – Пошли.
– Постой-постой, – Джилл взволнованно развела руками. – В таком виде нельзя. Подожди меня тут, я сбегаю в лагерь и принесу тебе одежду. Заодно Молодого захвачу, чтобы пешком назад не идти…
Очередную партию рабов должны были привезти с минуты на минуту. Все это время Клодия нервничала, несколько раз отправляла своих людей «чистить» дорогу, только те все время возвращались ни с чем.
– Да забудь ты уже про эту собаку, – зевала от скуки Бернадет, стоя в большом холле дома Клодии, которая нервно щурилась и грызла ногти в ожидании новостей. – Отправь охотников – пусть расставят по лесам капканы или разбросают отраву.
– Уже делали, – злобно зыркнула на телохранительницу Клодия и тряхнула копной волос, еще не прибранных с утра в прическу. – Последние дни проклятая тварь грызет моих людей с двойным усердием, отраву не берет, капканы обходит стороной, будто ей управляет кто, будто кто ей приказывает… – поймав себя на неожиданной догадке, колдунья задумчиво обхватила пальцами точеный подбородок, но домыслить ей не дали:
– Ну, отправь навстречу Шайю, – громко предложила Бернадет.
Флегматичная брюнетка потянулась и лениво плюхнулась на диван, стоящий между двумя постаментами с мраморными цветочными корзинами. Обычно в этом зале принимали посетителей, но погода в тот день выдалась на удивление пасмурной, из-за чего привычные посиделки на веранде пришлось перенести.
– Шайю? Ты издеваешься? – глаза Клодии полыхнули гневом. – Он перепутает все на свете и вместо Паны увезет рабов к Эсимусу, а то и вообще в Принию.
Колдунья хмуро пнула высокий обитый бархатом стул, потом, зацепив его ногой, резко подвинула к себе и села, по-мужски разведя в стороны ноги, расставив локти и уперев в бедра ладони. Бернадет оглядела ее равнодушным, немного брезгливым взглядом и вынесла свой вердикт:
– Твои манеры выдают твое происхождение. Пора бы уже научиться вести себя, как светская дама.
– Поговори мне тут еще! – раздраженно оскалила зубы Клодия. – Не зарывайся! Или позабыла, кто тут главный?
– Тут все главные, – холодно осадила ее мечница. – Все: я, ты и Шайя, формально. Что поделать, коли он совсем растерял свои мозги. Значит, остаемся ты и я. Мы как лайки в упряжке – равны. А еще – нам не удержать власть поодиночке. Мне с тобой делить нечего, сама знаешь, так что хочешь командовать – командуй.
– Ладно-ладно, не злись, – Клодия громко выдохнула и быстрым движением скрестила на груди руки. – Ладно. Я, пожалуй, отправлю навстречу обозу с рабами, только не Шайю, а тебя.
– Меня? – лицо Бернадет разочарованно вытянулось, а в голосе прозвучало уныние. – Может, все-таки Шайю пошлешь? Я каждый день катаюсь по окрестностям, отыскивая этого твоего драконенка…
– Нет, Бернадет, тебя!
Тон Клодии не терпел дальнейших споров, и хмурая мечница вынужденно согласилась. Она поднялась, накинула на плечи плащ, подобрала прислоненный к мраморной статуе дракона меч и, ворча себе под нос недовольства, вышла из зала.
Оказавшись на улице, она придирчиво оглядела коня, которого уже оседлали для нее расторопные слуги.
– Хлипковат, – сделала неудовлетворительный вывод, вытягивая повод из рук конюха, – низковат, – зевнув, примерилась
