– Черт их знает, откуда они взялись, – рассказывал через полчаса Терцеву майор-артиллерист средних лет, раненный в обе ноги. – Успели только крикнуть: «Танки с тыла!» А орудия развернуть не успели – куда там! Перепахали всю батарею…
Еще через час часть пленных, том числе и Ветлугина, увели куда-то на работы. Вернулись к вечеру.
– Раненых фрицев таскали, – сообщил капитану Ветлугин. – Их там до хрена в лазарете.
В каске принесли промороженные, слипшиеся макароны и несколько ломтей хлеба. Хлеб тщательно разделили поровну между всеми. Поели макарон прямо руками, передавая каску по кругу.
К вечеру умерли несколько тяжелораненых. Перед тем как их выносить, сняли с покойников теплое обмундирование. Майора укрыли прожженным полушубком. Ветлугин взял солдатскую шинель с бурыми пятнами крови, а Терцеву достался стеганый ватник. Вещи оказались очень кстати – ночью опять крепко подморозило. Кое-как приткнувшись на соломе, стали ждать утра. Снаружи до самого рассвета, сменяясь, приплясывали часовые. А где-то вдалеке приглушенно грохотал фронт. Иногда казалось, что грохочет сильнее и будто бы даже с нескольких сторон. Тогда все замирали с затаенной надеждой на лицах. Словно боялись ее спугнуть…
3
Гауптман Курт Штиглер застегнул ремень, привычно сдвинув кобуру с пистолетом на левый бок.
– Ulrich, wo ist Rudi?[1] – коротко бросил парню у окна, закончившему чистить пулемет и теперь заботливо протиравшему его ветошью.
Тот поднял голову, быстро отозвался:
– Tobt mit der Maschine, Herr Hauptmann[2].
Штиглер кивнул и вышел во двор.
«Пантера» стояла за хатой. Из открытого переднего люка торчали ноги в зауженных книзу черных брюках, обутые в горноегерские ботинки со множеством шипов. Из боевого отделения раздавались приглушенные ритмичные постукивания – Руди и вправду был за своей обычной водительской работой. Впрочем, как всегда. Командир пока что не стал ему мешать. Огляделся вокруг. Со стороны танк прикрывали высокие поленницы дров. От них до соломенной крыши дома тянулась поверху зимняя маскировочная сеть. Она делала машину невидимой для обнаружения воздушной разведкой противника. Гауптман остался доволен – экипаж потрудился на славу. А работы было действительно хоть отбавляй. И угораздило же их так влипнуть – угодить в этот проклятый «котел»! За последние трое суток они почти не спали. В круговерти безостановочных боев едва успевали пополнять запасы горючего и боеприпасов. Если так пойдет дальше, то скоро с этим начнутся проблемы. Отвратительнее были, пожалуй, только перепады температуры – от ночного вполне приличного мороза до раскисшего «плюса» днем, делавшего воздух сырым и промозглым, а дороги превращавшего в совершенно непролазное месиво. Вот по этим дорогам танкам Штиглера и приходилось мотаться из конца в конец на довольно обширном участке внутреннего фронта окружения. Спасала всеобщая неразбериха и постоянные изменения линии соприкосновения противников. Одним словом, настоящая маневренная война. Это было им по душе. А вот то, что русские умудрись их окружить, было уже значительно хуже. Впрочем, за эту войну гауптман Штиглер уже успел побывать в самых разнообразных передрягах. Экипажи были настроены бодро и решительно, техника вела себя хорошо, все возникающие поломки устранялись своевременно. Он не испытывал ни малейшего сомнения в благополучном для них исходе дела – либо деблокируют их, либо прорвутся они. Как там говорил великий Клаузевиц? «Если себя убедить, что мы не разбиты, то так и случится в действительности», – процитировал мысленно Штиглер.
Тем более что даже в своем нынешнем положении они продолжали превосходить противника во всем. В организации, в ведении боевых действий, в выучке экипажей и качестве техники.
«До вчерашнего боя», – справедливости ради одернул сам себя гауптман.
За эти истекшие трое суток они успешно провели несколько встречных танковых стычек, из которых неизменно выходили победителями. На их счету были две разгромленные советские колонны. При их поддержке панцергренадеры отбили важный населенный пункт на стратегическом перекрестке дорог. Их танки искорежили и превратили в металлолом артиллерийскую батарею противника, грамотно обойдя ее с тыла. И все это практически без потерь со своей стороны. Поэтому, когда Штиглер позавчера ночью получал новую задачу прорваться по дороге вдоль берега реки к уже окруженному, но продолжавшему ожесточенно сопротивляться гарнизону в населенном пункте (черт бы побрал эти варварские славянские названия, никак к ним не привыкнуть!), кажется, Ольшана он был уверен в успехе. Тем более что ему доложили о замеченной накануне русской разведке, сновавшей в районе их расположения на дневку. Что ж, пусть доложат своему командованию. Низкая облачность не позволяла противнику применить авиацию, а всего, что передвигается по земле, Штиглер не особенно боялся. Тем не менее он внимательно изучил предстоящий маршрут следования и косогоры над дорогой со стороны возможного появления противника. Сообщали, что под утро с того направления раздавалась отдельная артиллерийская и плотная пулеметная стрельба. Среди косогоров обнаружилась отличная позиция для танковой засады…
А вот дальше нашла коса на камень, как говорится. Не имея никаких технических преимуществ и вдвое уступая им числом, русские танки предприняли дерзкую по своей стремительности атаку. Конечно, все это ожидалось, но не в таком действительно великолепном со стороны неприятеля исполнении. Схватка получилась жестокая. И хоть поле боя в конечном итоге осталось за немцами, но, если можно так выразиться, по очкам они вчера проиграли. Более того, одному русскому танку, похоже, удалось уйти. Он, конечно, получил попадания и даже, быть может, сгорел за косогором вне зоны их видимости. Проверять это не было ни времени, ни возможности. Но такого мастерского вождения и маневрирования под огнем Штиглер не встречал, пожалуй, за всю войну. А повоевать ему пришлось изрядно – и в Европе, и в Африке, и в России…
Водитель выбрался наружу с разводным ключом в руке и, завидев командира, вытянулся по стойке «смирно».
– Mach weiter, Rudi[3], – бросил ему Штиглер, махнув рукой.
Тот утер ладонью перепачканное лицо и, кивнув, снова нырнул в люк.
«Н-да, на такое вождение, возможно, не способен даже Руди», – подумал Штиглер, шагая обратно в сторону хаты.
Хотя, впрочем, что за чепуха! Они были лучшими, лучшими и останутся. Просто иногда в правилах бывают исключения. Вот он и хотел сегодня посмотреть на это, безусловно, исключение в лице пленного советского капитана, командовавшего в том бою. Спору нет – достойный противник. В принципе, Штиглер не особо нуждался в какой бы то ни было информации от него. Просто хотел именно посмотреть. Из профессионального интереса. И не остался разочарованным. Он испытывал уважение к этому русскому танкисту, в том числе и за то, как он держался на допросе. Но в конечном итоге гауптман был доволен и собой – ведь
