– Но у вас еще есть шанс все исправить и избежать наказания, – подхватил второй похититель, который Сергей Васильевич. – Пока есть…
– Постойте, господа, – проблеял ошарашенный Петр Ольденбургский, – я не понимаю, о чем речь и какие преступления я совершил?
– А то как же, – воскликнул Сергей Васильевич, – во-первых, вы совершили богохульство, а во-вторых, оскорбление Величеств. Каждое из этих деяний по отдельности караются восемью годами каторги, вместе это будет шестнадцать лет катания тачки на Акатуе или на стройках Сахалина.
– Постойте, господа! – жалобно мяукнул герцог, – какое богохульство? Какое оскорбление величеств? Я, наверное, тогда был очень сильно пьян, потому что ничего такого не помню.
Тот похититель, в руках у которого был пистолет, тяжело вздохнул и произнес, качая головой:
– Ай-яй-яй, Петр Александрович… Как нехорошо… Наверное, будь богохульство и оскорбление величеств случайными деяниями, совершенными под влиянием паров алкоголя, это все объяснило бы. Только ведь дело обстоит совсем не так; вы делали это абсолютно сознательно, находясь в ясном уме и твердой памяти…
– Но, господа, – вскричал Петр Ольденбургский, вздергивая подбородок, – я совершенно не понимаю, о чем идет речь… и что вы называете богохульством и оскорблением величеств?!
– Ваш фиктивный брак с Великой княгиней Ольгой Александровной, урожденной Романовой является и богохульством, и оскорблением величеств, – сказал тот, что держал в руке пистолет, глядя на герцога очень нехорошим взглядом. – Когда вы шли с ней под венец, вы, закоренелый мужеложец, заранее знали, что не собираетесь любить свою жену, вступать с ней в интимные супружеские отношения, относиться к ней с душевным вниманием, интересоваться ее делами и заботами. Более того, после заключения брака вы намеревались продолжить и продолжили свои противоестественные связи. Поступив так, вы надругались над таинством венчания, соединяющим мужчину и женщину перед Богом и людьми, и это есть богохульство, или деяние, по тяжести последствий прировненное к нему. Оскорбление же величеств проистекло из того, что вашей жертвой стала не кто-нибудь, а дочь и сестра русских царей, внучка датского короля и племянница королевы Великобритании. Если государь-император Александр III уже мертв и не может вступиться за дочь из могилы, то могу сказать, что у нее есть брат, который находится просто в ярости от того, как вы обошлись с его сестрой. Не удивляйтесь. Ольга девушка деликатная и ничего не рассказывала родным о взаимоотношениях в своей новой семье, но, приехав на дальний восток, она прошла полное медицинское обследование на островах Эллиота. Во-первых, врачи нашли у нее последствия тяжелого нервного истощения, вызванного тем позором, какой представляет из себя ваша семья, и во-вторых, они обнаружили, что она до сих пор остается девственницей. Вы что, не знали, что ваша супруга совершенно облысела от нервных переживаний и стала похожа на бильярдный шар? – В голосе говорившего клокотала нарастающая ярость. – И только когда расстояние между вами превысило пять тысяч верст, волосяной покров на ее голове начал постепенно восстанавливаться. Сейчас она, должно быть, уже похожа на мальчика – на одного из тех милых, прелестных мальчиков, которых вы так обожаете использовать в своих забавах. Но это уже к делу отношения не имеет, потому что в тот момент, когда обо всем этом узнал государь-император Николай Александрович, он решил прислать к вам нас с совершенно недвусмысленным предложением…
– Да кто же вы все-таки такие, черт возьми! – воскликнул взвинченный Петр Ольденбургский.
– Мы, – вместо своего напарника сказал Сергей Васильевич, – это Служба Имперской Безопасности. Еще нас называют опричниками, тайной канцелярией, палачами свободы, секретным приказом, кровавой гебней и прочая, прочая, прочая. Я – начальник Службы, полковник СИБ Сергей Васильевич Зубатов, а это мой товарищ (в смысле заместитель) капитан СИБ Евгений Петрович Мартынов. Цените. К кому-нибудь другому прислали бы фельдфебеля с дубинкой для уконтрапупливания, а с вами беседуют сам начальник и его заместитель…
Герцог облегченно вздохнул; он не ждал от Николая каких-то особых неприятностей, потому что считал его тряпкой и валенком.
– Ну что же, господа, – сказал он, – я вас слушаю…
– Государь император Николай Александрович, – сказал Мартынов, – в своей неисчислимой милости повелевает вам подписать разрешение на аннулирование брака с вашей пока еще женой, а потом сесть в поезд и в течении семидесяти двух часов покинуть территорию Российской Империи без права возвращения. В противном случае, если вы откажетесь от этого щедрого предложения, мы уполномочены немедленно арестовать вас и препроводить в Петропавловку, где по вашему поводу тут же начнется дознание. Если же вы попробуете нас обмануть – разрешение подпишите, но из России уезжать не станете – то тогда мы поручим нашим людям выследить вас, где бы вы ни находились, и убить вас без суда и следствия.
Некоторое время Петр Ольденбургский смотрел на своих собеседников совершенно сумасшедшими глазами, потом обратив внимание, что Зубатов протягивает ему папку с положенным поверх него заполненным мелким текстом листом бумаги и ручку Паркера с золотым пером. Дрожащей рукой герцог быстро расписался в указанном месте, а потом, не говоря ни слова, в ужасно расстроенных чувствах выскочил из коляски, благо дворец его родителей уже находился в двух шагах.
– Ну вот и все, полдела сделано, – сказал Зубатову Мартынов, когда герцог удалился прочь, – теперь надо будет приставить к этому типу людей Евстратия Павловича (Медникова), и если через трое суток он будет еще находиться на территории России, пусть наводят на него ликвидатора. И никакой жалости! Такие, как он, мне просто омерзительны, и лучше бы им вообще не рождаться.
Конец 4-го тома
