жир. Ну и славно! Бурцев вонзил зубы в кабанятину. Из-под прожаренной корки брызнул аппетитный сок. И не только. Гм, бифштекс с кровью по-старопольски. Ничего вкуснее, он не едал! Чья-то пятерня вдруг хлопнула по спине. Опять Збыслав!

— Меня еще никто не побеждал на ристалище, — гоготнул оруженосец, указывая на разбитое ухо с таким видом, словно это он завалил Василия в поединке. Причем завалил именно своим левым ухом. — А ты смог, Вацлав. Держи кулявку!

И протянул диковинный кубок без ножки.

М-да, забавная вещичка. Пока не опорожнишь полностью — не поставишь: кулявка тут же упадет, расплескав все содержимое. Бурцев осторожно oтxлeбнyл жидкость золотистого цвета. Очень даже ничего…

— Добрый мед — волынский! — Рот Збыслава вновь растянулся в неполнозубой улыбке. — За твою победу ратник!

Каким-то образом здоровяк-оруженосец умудрялся прислуживать своему господину, болтать с Бурцевым и заглатывать при этом чудовищные куски жареного мяса, подталкивая пищу щедрым водопадом из кулявки полуторалитрового — никак не меньше — объема.

— Но, право слово, тебе повезло, Вацлав, что у меня сломалась дубина. А не то…

Он сделал еще один глоток, сытно срыгнул, оттер рукавом губы, продолжил:

— Вообще-то я палочные бои не шибко жалую. Дубинки — дело долгое, занудное. А вот попался бы ты мне в лесу, да под мачугу…

Збыслав мечтательно закатил глаза. Ни угрозы, ни ненависти, ни обиды за недавнее поражение на ристалище в его голосе Бурцев не уловил. Только грубоватое признание вояки со стажем в любви к привычному оружию.

— Под мачугу?

— Кистень по-нашему, — пояснил Освальд. — Не благородное оружие, мужицкое, лиходейское. Збыслав сам-то из литвинов, а там многие мачугами бьются. Кто победнее, делает палицы-насеки из дуба и кремня: врезает в молодой дубок острые осколки, а когда камень намертво врастает в дерево, получает ся ослоп, от которого только добрые латы и спасут.

Ну, а кто побогаче — те идут в бой на лошади, с мачугой-кистенем. Збыслав здорово приловчился к этой штуковине — любой доспех пробьет, любой череп проломит.

Бурцев припомнил, как ловко обращался кривоногий громила со своим грузиком на цепи в стычке у трех сосен. Да, вряд ли добжинец преувеличивал.

— Пан Освальд дело говорит! — изрек оруженосец. — Если бы мы с тобой на ристалище с мачугами вышли…

— Ну, хватит, Збыслав, — приказал рыцарь. — Оставь гостя в покое. Дай поесть человеку.

— Я, собственно, и сыт уже, — признался Бурцев. — Спасибо за гостеприимство и угощение.

— Ну, а раз сыт, так ответь — согласен остаться у меня в оруженосцах? Все равно ведь вам с княжной дальше хода нет. Татары, мазовцы, куявцы, тевтоны — кто-нибудь обязательно вас схватит — только высуньтесь из леса. И с тобой, Вацлав, церемониться точно не станут.

Бурцев задумался. Не так уж и не прав Освальд Добжиньский. Не лучше ли пересидеть в лесных трущобах, пока все не устаканится? Хотя спокойно сидеть здесь не придется. Партизанский лагерь — не санаторий-профилакторий, а выгнанный из собственного замка Освальд горит жаждой мести. Вопрос: стоит ли ввязываться в чужую вендетту? Или… Или не такая уж она и чужая, если направлена против тевтонов? И в защиту интересов Аделаиды, которая… да чего уж там!.. основательно уже обосновалась в его, Бурцева, сердце. И потом… Рыцарский оруженосец — это ведь уже не бесправный кмет-землепашец. Более того, насколько знал Бурцев, хороший оруженосец имеет неплохие шансы и самому со временем выбиться в благородные паны. А раз так… Аделаида однажды высказала сожаление по поводу отсутствия у него рыцарского титула. Даже намекнула, что не прочь связать свою судьбу с простым, бедным, незнатным, но — обязательно — рыцарем. Слова эти, правда, были сказань в минуту отчаяния, но кто знает, кто знает…

— Княжна говорила, крестоносцы мечтают укрепиться в Малой Польше. Именно для этого им надо связать узами брака дочь Лешко Белого с послушный ордену Казимиром.

— Верно говорила, — кивнул Освальд, — смышленая девочка. Немецкие рыцари хотят утыкать своими замками всю Польшу. Мазовия, Куявия, Силезия и Beликопольское княжество уже готовы принять орденских братьев на своих землях, а вот с Малой Польшей у магистра Конрада Тюрингского ничего не выходит. А тевтоны почему-то рвутся именно туда. Ума не приложу, с какой стати, но вотчина Лешко Белого для них оказалась важнее всех остальных польских княжеств.

Бурцев немного помедлил, прежде чем дать окончательный ответ.

— Хорошо, Освальд, я буду твоим оруженосцем и согласен биться на твоей стороне. Но только если княжна тоже согласится остаться здесь. Согласится добровольно, а не по принуждению.

— Вот как? — Добжиньский рыцарь в раздумье смотрел на угли костра. — Что ж, Вацлав, будь по-твоему. Прямо сейчас и поговорим с Агделайдой. Збыслав, приведи княжну. Хотя, погоди-ка… Знаешь что… Тащи-ка сюда заодно и Яцека. Ну, того рыжего кмета, что свидетельствовал против Вацлава. За лжесвидетельство нужно отвечать.

Оруженосец осклабился и бросился выполнять поручение.

— Что ты задумал, Освальд?

— Устроим еще одно состязание. У тебя будет возможность поквитаться с обидчиком.

— Да ну его! — отмахнулся Бурцев. — Не хочу руки марать.

Разбираться с Яцеком ему, в самом деле, совершено расхотелось. Былая ненависть к рыжему щербатому и хитроглазому крестьянину как-то незаметно смылась вместе с грязью, осталась в сброшенной за кустами заскорузлой одежде, утихомирилась с насытившимся желудком, размякла и раздобрела под легким медовым хмельком.

— Чудной ты человек! Впрочем, коли сам отказываешься покарать мерзавца, этим займется Збыслав.

Его хлебом не корми и медом не пои — дай только на ристалище порезвиться. Вручим обоим по мачуге и…

Думаю, надолго поединок не затянется.

— И это тоже будет Божий суд по Польской правде? Брови Освальда сошлись к переносице. — Нет, Вацлав, это будет мой суд, по моей правде. Яцек — лжец. А лжецов я не терплю.

Глава 28

Збыслав вернулся без Яцека. И без княжны. Зато зачем-то волочил к костру Богдана. Тащил прямо по земле — за шиворот. Лучник Богдан был напуган. А еще — пьян в дупель!

— Убегли! — выдохнул Збыслав. — Вместе убегли. И княжна, и рыжий!

Рывком — так что затрещал воротник прочного волчьего тулупа — он приподнял обессилевшего Богдана.

— Этого вот… — литвин-оруженосец сплюнул от омерзения, — дядька Адам оставил у шатера — княжну сторожить, а он…

— Так я ж не знал… — Язык пьяному лучнику повиновался плохо, мысли увязали друг в друге, не успев толком оформиться в затуманенной

Вы читаете Орден
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату