Денис, как ни в чем не бывало, отвернулся и принялся увлеченно выцеливать кого-то, больше не обращая на новичка никакого внимания. Однако даже в его напряженной позе Андрею чудилась глумливая издевательская улыбка. Стыд сам собой перешел в ярость и гнев, направленный на столь не вовремя посмевших атаковать их позицию мусульман. Андрей впервые в жизни почувствовал горячее желание кого-то убить. Он припал щекой к автоматному прикладу. Сквозь прорезь прицела бегущие где-то далеко в полный рост, одетые в черные комбинезоны фигурки были похожи на мультяшные, казались совсем не страшными и вряд ли в полном смысле этого слова живыми. Совсем не люди — просто мишени! Затаив дыхание, он нажал на спуск. Автомат грохнул короткой очередью, чувствительно наподдав ему прикладом. Пули взбили фонтанчики пыли на равном расстоянии между двумя наступающими мусликами. Те не обратили на обстрел никакого внимания. Зато Денис, вновь перекатившись к Андрею, положил руку на его автомат.
— Одиночными лучше бей, так точнее выйдет, — коротко посоветовал он. — И не стреляй пока, пусть подойдут поближе. Сейчас только патроны потратишь…
Андрею ничего не оставалось, как подчиниться. Потом он просто лежал, наблюдая за тем, как мусульмане приближаются к их несерьезной траншее. Страха не было вовсе, все происходящее казалось какой-то нелепой детской игрой. Он даже попытался искусственно вызвать в душе хоть малейшее волнение, убеждая себя, что все это по-настоящему, что его действительно могут убить или ранить наступающие враги. Получалось плохо, мозг просто отказывался верить в подобную возможность. А когда, наконец, из бункера хлестнул по приблизившейся метров на триста цепи пулеметный огонь, и тела мусульман начали суетливо рассыпаться в стороны, ломаясь в поясе, навзничь валясь в густую траву, он и вовсе ощутил небывалый прилив азарта и, забыв о наставлениях Дениса, рубанул по врагу длинной, целиком ушедшей в небо очередью. Остальные добровольцы тоже с увлечением опустошали магазины своих автоматов. Опомнившийся Андрей все же перекинул предохранитель в крайнее нижнее положение и, тщательно совместив мушку с бегущей прямо на него фигуркой, нажал на спуск. Пуля взрыла землю далеко позади муслика и аспирант изменил точку прицеливания, теперь он целился мусульманину не в грудь, а куда-то в колени. Мучительно долгий выдох, плавное медленное нажатие на спусковой крючок… Есть! Муслик на бегу будто наткнулся на невидимую стену и, с размаху врезавшись в нее, отлетел, приземлившись на задницу. Пуля, должно быть, попала ему куда-то в живот, потому что он не упал, а так и остался сидеть, судорожно прижимая к животу руки и будто китайский болванчик мотая из стороны в сторону головой. Андрей тщательно прицелился в него, чтобы добить, но к раненому подбежали еще двое и, подхватив под руки, волоком потащили прочь. Разволновавшись оттого, что подстреленный им враг вот-вот может уйти, Андрей в быстром темпе сделал с десяток выстрелов вдогон, но так ни разу и не попал. Бой затихал, муслики отходили, унося убитых и раненых, огрызаясь автоматным огнем. Пули вовсе не страшно жужжа и посвистывая, проносились где-то над головой аспиранта, ничуть его не пугая.
Для Андрея это был первый бой, и он хорошо запомнил чувство глубокого разочарования и недоумения охватившее его после того, как бали, унося убитых и раненых, откатились назад. Он интуитивно ожидал чего-то гораздо большего от этого события, чего-то значительного, меняющего и его самого и мир вокруг. Ничего подобного мир остался тем же самым, также медленно, как и обычно, из-за горизонта всплыло теплое весеннее солнце, так же заиграла, отражая его лучи серебристыми бриллиантами мелкой росы, трава, так же робко чирикнула в роще неведомая лесная птаха и более длинной трелью отозвалась ей другая. Решительно ничего не изменилось. И он сам был совершенно прежним, так же хотелось есть, так же чесались и слезились воспаленные от недосыпа глаза. Ничего не поменялось вокруг… Он с досадой вспомнил слова покойного ныне профессора, о каком-то особом понимании жизни, какой-то особой мужественности доступной лишь настоящим участникам боев, и якобы ставившей их на голову выше не воевавших сверстников. Все оказалось неправдой, и если так, значит, тот полузабытый афганец из беззаботной студенческой жизни вовсе ни в чем таком не превосходил его, а Светка была просто дурой…
— И вот это-то и есть война? Только и всего? — он не смог скрыть своего разочарования.
Ответом ему стал громовой гогот остальных добровольцев, дежуривших в тот день на положае.
— Погоди еще… Нахлебаешься, успеешь… — сотрясаясь от хохота и едва переводя дыхание, заверил его Денис.
Он как в воду глядел, этот молчаливый парень, ровесник Андрея, в свои двадцать с небольшим лет уже успевший послужить в десантных войсках и принять участие в Карабахской бойне и Приднестровской войне. Настоящую войну с липким одуряющим страхом, что ледяной судорогой сводит мышцы лишая тебя возможности хоть что-то предпринять для своего спасения, аспирант увидел той же ночью. Видимо очухавшись после бросившей в безрассудную атаку травы, посчитав убитых и раненых, осознав какие понесли потери, мусульмане преисполнились праведного негодования и злобы на неверных. Кровь погибших в утреннем бою взывала к скорейшему отмщению. Так по-крайней мере рассудили впоследствии между собою добровольцы, за истинность их догадок, понятно, никто поручиться не мог. Отомстить муслики решили, аккуратно вырезав ночную смену охранников бункера и наставив мин на подходе к укреплению, чтобы прибывшие узнать, что случилось с их товарищами, сербы напоролись
