Катюша задумалась. Слово это последнее время для нее стало опасным. Огонь, дождь, лес… Так и хотелось послать всю эту любовь к черту.
– Может, лучше на судьбу? – робко спросила она.
– На любовь! – решительно перетасовала колоду Огурцова. – Какая у нас судьба без любви? Одни мучения. Подсними. Левой рукой!
Катюша все еще медлила. На кого загадать? На Сашку? Но, кажется, здесь все понятно. На Василия? Вот уж кто ей совсем не нужен… На Максима?
Она глянула на Белку.
Нет уж, пускай Огурцова пользуется этим странным типом. Кто же остается? Тигра? Клёпа? А может, просто на любовь?
– Давай же! – подогнала Белка, и Катюшина рука сама легла на карты.
– Вот, – она осторожно положила на подушку картинку. Пять кубков, разбросанных по зеленому полю. Перевернутые.
Взгляд Огурцовой потяжелел. Она перелистала страницы книжки с толкованием.
– Будет тебе любовь, – мрачно прочитала она. – Новая и неожиданная. Эта карта означает надежды и новый взгляд на жизнь. На кого гадала?
Катюша загадочно улыбнулась. Непонятно почему, но это обещание ее подбодрило.
– Новая, говоришь, – сладко потянулась она. – Ну что ж, пора и правда на речку сходить. Тим с Бориславом там не появляются?
– Куда без них! – смешала карты Белка. – Торчат у буерака, никого к тарзанке не подпускают.
– А как они с твоим Максимом? Не трогали? Тим грозился с ним отношения выяснить.
– Что ты! – махнула ладошкой Огурцова. – Они теперь чуть ли не друзья. Максим что-то такое им нарассказал, после чего Тим на него стал с уважением смотреть. Макс пытался мне объяснить, да я не поняла. Не до этого сейчас.
Словно догадавшись, что разговор идет о нем, под окном прошел Лаврентьев.
– Это за мной, – встрепенулась Белка. – Бывай! На речке увидимся.
– Здравствуй, Катя, – Максим появился в дверном проеме и то ли поклонился, то ли просто голову наклонил. Ух, манерный!..
– Нам пора. – Белка выскользнула из комнаты и потянула за собой кавалера.
– Я сейчас, – кивнул Максим, но остался стоять. – Как ты себя чувствуешь? – повернулся он к Катюше и внимательно посмотрел ей в глаза.
Странный это был взгляд. Словно Лаврентьев ждал чего-то от Катюши. Ждал и не мог дождаться.
– Ничего, – Катюша пожала плечами.
– Пока ты болела, я написал стих, – Максим достал из кармана сложенный листок. – Подумал, тебе это будет интересно. Возьми.
– Это мне? – Еще никто никогда не делал Кате таких подарков. – А ты что, стихи пишешь?
– Иногда. – Видя, что Катюша не решается взять листок, Лаврентьев положил его на край подушки. – Тебе понравится. Ты должна его понять.
– Максим! – В голосе Белки слышалось раздражение. – Нам пора.
– И еще я хочу сказать, – не обращая внимания на зов, заговорил Лаврентьев. – Ты самый живой и интересный человек из всех, кого я видел. До встречи!
Он снова поклонился и быстро вышел.
Катюша хихикнула. Вот ведь чудак. Огурцова ее теперь точно прибьет, она наверняка слышала последние слова. Уж Белку-то никто не назовет живым человеком, она все делает нарочито медленно и искусственно.
На подушке белел листок.
Стихи…
Дожили. Максим Лаврентьев, оказывается, и правда поэт. Так это ему только в минус, потому что Катюша не любила стихов. Ладно, посмотрим…
Несколько строф, написанных ровным мелким почерком.
Ну что ж, почитаем… Интересно, а Белке Максим уже посвящал стихи? Что-нибудь о ее лучезарных улыбках и божественном овале лица…
Через пять минут Катюша была уже на улице, в пакете у нее лежали купальник и полотенце.
За неделю болезни вся история с магазином успела выветриться из ее головы. Поэтому она поначалу испугалась, налетев на целующихся в кустах сирени Сашку с Татусей. И поспешила уйти.
– Жданова!
У Катюши в душе что-то оборвалось и осыпалось вниз шелестящим песком. Она на секунду закрыла глаза.
– Эй, тебе плохо?
